Рот Фабриса хранил молчание. И следы моих страстных зубов. С ним я ощущал химию, которой и в помине не нашлось в объятьях Эмили. Он злится или умирает в экстазе?
Он на автопилоте поправил висящую через плечо гитару и исчез за занавесом.
Ну, по крайней мере, он выжил. А если нет, то пусть его остывающий труп сыграет со мной синхронно и слаженно, надоело переживать за чужие растревоженные чувства.
Дарин, не будь дурак, ждал. Мы последние, мы наедине, но у нас секунд восемь, от силы десять. Что я могу сказать за это время?
— Я оборотень, — усталые пальцы разбинтованы, я поднёс их к прекрасному, но опять до отказа забитому кокаином носу, чтобы близорукий Йевонде рассмотрел впритык: пластины ногтей, их материал, то, как растёт кожа вокруг, размер клеток, всё. Я вскрылся.
— Я так и знал, что ты особенный, — с фирменной, дошедшей до абсурда невозмутимостью ответил Дарин. — Спрячь. И никому не показывай. Мне тоже не поверят, если я скажу, что однажды ты летал на драконе.
— Э-это было вчера! — я поперхнулся. — Я не совсем летал, но он поймал меня, когда я… падал. И он не то чтобы принял обличье дракона…
— Замолчи, или нас упрячут в сумасшедший дом. Но если у меня есть прикрытие в виде колумбийского «снега», то твои россказни посчитают необоснованным взрывом фантазии и назначат пятьсот врачебных консультаций, тестов и психиатрических экспертиз.
— Но ты мне веришь? Правда веришь?
— Конечно верю.
— Почему?!
— Да как ты не понял? Встречался я с ним неоднократно. Он объединил нас под флагом хорошей музыки и психотропных веществ. Он приходит ко всем, кто на него похож — к отбитым от реальности, кайфующим, но не пропащим, с искрой внутри. Он спасает нас, не давая негативным эффектам наркотиков взять верх. Он огромный, но шустрый, скрывается вне поля зрения, и если бы я проговорился, его приняли бы за моего воображаемого друга детства, а меня отправили бы на принудительное лечение. Но я здоров. Просто, хм, восприимчив. К паре ненормальных.
— Господи, ты видел! Видел этого… «дракона», — я был потрясён, как… как…
— Пора, народ нас требует. Коротенький финальный саундчек, подключение к нижним и верхним динамикам, строгое напутствие Виктора. Поправь микрофон, кнопки mute и unmute на пульте сбоку справа, а пульт вынут из твоего заднего кармана и закреплён на штанах, не упади и не смахни его нечаянно. Удачи, маленький зверь, — он ласково сжал мою ладонь и довел до сцены — в темень, где еле-еле угадывались контуры проводов на полу.
Овации в третий раз за вечер прогремели и стихли. Раздавались лишь отдельные хлопки и одобрительные выкрики, пока Эш пускал на синтезаторе интро, тихое, но быстро нарастающее. Я вцепился в Gibson мёртвой хваткой, заставляя себя не зажмуриваться в ужасе, а прожекторы проворачивались вокруг своей оси и заново загорались, сначала зелёные, потом синие, и наконец белые, ярко осветившие Dope Stars Inc и меня — перед более чем тысячью возбуждённо замерших людей.
*
Интро перешло во вступление песни Multiplatform Paradise, Фабрис выкрикнул в зал что-то весёлое и заводное и предложил вскинуть всем присутствующим руки повыше. Три имевшихся гитариста и один басист разом вдарили по струнам, звук обрушился ниагарским водопадом, а голова Мануэля закружилась как никогда прежде. Но он не терял сознание, не грохался со сцены, не спотыкался и не норовил скатиться кубарем в зрительский зал. Он прогнозировал свой провал ещё дюжиной способов, но они не сбылись. Он играл, играл синхронно с Нотте — и именно это от него и требовалось.
Сет-лист для него приклеили под ближайшим прожектором, помимо названий песен там было указано и время исполнения каждой, и длительность интервалов между, запутаться и испортить что-либо не представлялось возможным. Ману играл, его голова успокаивалась, в глазах не троилось и даже не двоилось. Виктор через раз фальшивил и потел, но это не имело значения, потому что музыка лилась ровно, как вода в душевой по запотевшему стеклу, толпа собравшихся фанатов казалась надёжно спрятанной за этим стеклом, далёкой и безопасной.
Ману играл самозабвенно. Покачивался в ритме, тело соблазнительно изгибалось, иногда почти ложась на сцену, волосы взлетали вверх золотистым облаком. Раз, два, раз, два, раз, точнее и ровнее, чем метроном. С лица не сходила сосредоточенность, и пугающая, и завораживающая. Прижать звукосниматели. Убрать ногу с педали дисторшн. Подпрыгнуть. Крутануться вокруг своей оси — аккуратно, не запутываясь в гитарный кабель. И пальцы как продолжение струн, зачем их чувствовать, если чувствовать нужно одну лишь музыку…
Фабрис играл рядом, не сводя с него глаз, не отходя ни на шаг. Напуган и заворожён. Иногда они, меняя положение на сцене вокруг Виктора, вставали впритирку, бедро к бедру, дека к деке. Пальцы Ману не могло отвлечь ничто, хотя шея сворачивала голову к партнёру, тогда напряжённые взгляды встречались — до следующего прыжка и смены позиции.
Рот одного продолжал хранить мокрый поцелуй другого. Ману в ярости умудрился слизать с Фабриса стойкую сценическую помаду, напав с остервенением, буквально крадя и пожирая, сначала верхнюю губу, потом нижнюю, и ещё горячее и похабнее это смотрелось со стороны. Настолько грубое обхождение позволялось любовникам… то есть не меньше, чем любовникам. Не друзьям.
Фабрис переживал об этом. Чувствовал во рту привкус крови, но играл отменно.
Ману ни о чём не переживал, ни о чём думал. Он упивался Rebel Riot. Песня в рейтинге DSI была его любимой из-за необычной плотности и агрессии искажённого перегруженного звука, тяжёлого как нигде. Он играл бы её вечно. Она была экватором концерта, седьмой в сет-листе, подчеркнутая красным маркером.
Дарин выпил всего одну бутылку содовой, плюс одну на себя разбрызгал, в то время как остальные участники группы опустошили два полных ящика, и для сохранения жёсткого заводного ритма до конца выступления им требовалось ещё столько же.
Толпа бесновалась в экстазе. Виктор поджигал их выкриками в паузах между песнями ещё больше. Его красивые парни разделись наполовину, не специально, ведь они горели на работе, а содовая с пивом плоховато тушили пожар. Ману тоже скинул рубашку, волосы растрепались от бега и прыжков, освободились от сковывающих проводов и облепили его слегка вспотевший торс. Пот с остальных лился ручьем. Кроме Дарина. Его кокаинистые ноздри хранили очередную тайну — о выпитой воде и замедленном теплообмене.
— Я тебя люблю, — беззвучно сказал ему Мануэль, доиграв своё дубль-соло в Lost.
— Перерыв, — ответил басист, тоже одними губами. И был прав.
Когда Lost закончилась, все без исключения прожекторы погасли, отрезая сцену от зала, а Вик скомандовал:
— Выдохни и сгоняй в туалет. Остальным не говорю, они знают, что надо делать. Чиби объявит специального гостя. Самое время найти в этом бедламе твою вторую гитару-скрипку.
— Её Эмили принесёт. Отдаст мне прямо в руки. Если нащупает их в темноте, конечно.
— О, она тебя нащупает, — невинно заметил Дарин под дружные смешки. Он всё-таки был несносным. Но Ману зря переживал о его откровенности. Из-за дружбы с наркотиками его гениальные мысли никем из команды не рассматривались всерьёз.
— Ты мне нужен, — отчаянно прошептал Мануэль, вернувшись из уборной и врезаясь Дарину носом в спину. — И почему я не заприметил твой утонченный наркоманский профиль сразу, пока ты ширялся в «Седьмом небе»…
— Заметил. Но тебе нужен кое-кто попроще и поосновательнее. Я надёжный банк для твоих информационных вложений, но ненадёжный товарищ. Дружить со мной опасно, ты бросишь тень на свою адекватность, милый вервульф.
— Ой, нет, забудь о волках. Я змей. Белый удав.
— Мать моя монашка, да ты редкое сокровище, — он восхищённо прищёлкнул языком, поймал уворачивающегося оборотня и чмокнул в щёку. — Вот что. Просто найди, на чём остановиться в мыслях, крепко встань, заройся, как в фундамент. И именно на этой песне Виктор разрешит тебе закрыть глаза. Забудь про нас, про сцену, про ответственность. Слушай, как рождается и умирает твоя скрипка. Тебе будет больно. А нам станет больно оттого, что нельзя прервать игру, ведь в этом случае твои старания пропадут напрасно. Я клянусь, мы доиграем. Ты не станешь звездой сегодня, но они тебя запомнят. Все они. Как уже запомнил я. Топай, топай! Я слышу юбку-каркас Эмили, быстро, проверяй струны, проверяй кабель. И я тоже тебя люблю, змеечеловек.