Но не пошла бы реальность в жопу? Я каюсь перед небесами, снимая с себя дурацкую личину циника, и признаюсь, что хочу в сказку. Очень-очень хочу.
Сказку, где принц еженощно спит только с принцессой, а ей — не снится, как её на сеновале дерёт во все дырки конюх. Сказку, где герой наконец прорубился сквозь мясной фарш без намёка, что создатели запилят третью, восьмую и двадцатую часть игры ради прибыли, купил небольшую ферму, занялся выращиванием клубники и женился на самой преданной проститутке, завязавшей с пропащим ремеслом. Сказку, в которой не получается стать премьер-министром, но исполняются маленькие и более разумные мечты, удаются вещи по плечу, а каждое утро приносит радость, а не уныние. Сказку… в которой не пострадала ни одна скрипка и у меня не кровоточат восемь из десяти пальцев.
Я не могу их протереть, при себе ни салфеток, ни платка, только вода в бутылках. Украдкой поливаю ею верхнюю деку и нижнюю треть струн и стараюсь не поскользнуться на полу, розовом от крови. С середины песни на меня с ужасом посматривает Фабрис, но сделать ничего не может, да я бы и не позволил. Шоу должно продолжаться.
После второго припева наступает мой звёздный скрипичный час: я солирую в течение целой минуты, громко, чтоб насладился целый павильон, притворяясь не трупом, а виртуозом, и редкие капли с моих рук превращаются в густой кровавый ливень. Или суп. Фрикаделек не хватает.
Почему я не кричу? Я прикусил (или прокусил?) себе язык, поставил микрофон на mute, чтобы не выдать случайно вместо бэк-вокала плач или стон… но это, разумеется, не всё. Я основательно поранил язык, добавив к пальцам кровавые борозды ещё и на нём, потом сжал намертво зубы, представив вместо сцены спальню, а вместо уймы зрителей — его одного. Киллера. Пусть сволочь окаянная не пришёл, но я упрямо играю для него, может, он даже когда-нибудь найдет с этого концерта архивную запись. И восхитится с мимикой истукана, что я ни разу не пикнул, не изменился в лице, а мои изувеченные руки дрожали, но не сфальшивили, ударяя по ладам. После повторной измены с женщиной я хочу гордиться собой хоть где-то. Хоть как-то. Я не слажаю. И, Дарин, не смей срывать мой бенефис, я должен доиграть!
Йевонде не видно, он нырнул за занавес, но я знаю, куда он намылился и где остановка — прямёхонько за «маршаллами» и сплетением их шнуров, воткнутых в большие розетки. Он попытается вырубить звук, чтобы помочь мне, но такая медвежья услуга мне не нужна. Не нужна! Мне некогда думать, предаст он меня или нет, я сосредоточенно вывожу в воздухе последние строки музыки, её тонко-визгливые вскрики, вторящие голосу Эмили, в точности повторяющие рисунок её сладкого завывания без слов, но на октаву выше, в её вокале звенит вопрос, в моей «скрипке» — ответ. В голове у себя я чётко вижу мелодию на нотном стане, как и вижу партию Эмили, которая в одном белье стоит чуть правее центра сцены, не заслоняя меня, но прожекторы движутся слишком хаотично, зрителям не понять, что за беда к нам привалила. Моя кабаре-дама сильно охрипла после чудесных откровений, исторгнутых пусть не из самых глубин души, но искренне, выложившись как подобает — за идею, а не за деньги слушателей. Финальное “dead-is-a-new-alive!”, вытянутое шёпотом и скороговоркой, звенит у меня в ушах призывом и приказом. DSI закончили аккомпанировать, остановились, включая барабаны Мэдхани, но у меня ещё полтора такта… и эхо, нужно не забыть выбить из педали эхо. Выжить, любой ценой. Дожать. На струны. На пальцы. Господи, как же сильно щекочет в нос запах собственной крови. Я съезжаю по инструменту сверху вниз, чтобы выдать последний, быстрый как молния пассаж — резко вверх, к колковому механизму, срывая с подушечек мизинцев последнюю кожу. С остальных пальцев она давно стерлась. Десять обнажённых фаланг из десяти. Всё.
Зал постоял в тишине секундочку, наверное, не веря, что поучаствовал в таком изощрённом мазохизме и прикоснулся к прекрасному, а потом взорвался громом, а не овацией. Сцена немного сотряслась от их бешеных рукоплесканий.
Но выход на бис… ребята, пожалуйста, без меня. Песня закончилась, не концерт, но я… я тоже закончился. Не помогайте, я просто прилягу, полежу прямо тут, рядом с гитарой. И похер, что нельзя. Мои руки… То есть какие руки. Нет больше рук.
— Не закрывай глаза. Не отключайся! — кто-то надо мной склонился, в лицо не узнаю, по интонациям — похож на Виктора. — В здании дежурят медики? Где они? Позовите скорее! Скорее их сюда. Бегом! Шевелитесь!
Я не теряю сознание, просто отделяюсь от зала и группы, проваливаюсь в приятную дымку. Голова весит не меньше тонны, но не мешает и удобно лежит. Какое счастье, что не нужно больше трогать струны. В жизни к ним больше не прикоснусь, Господи. Знаю, пальцы доведут меня до самоубийства позже, появившись на руках заново и разболевшись как ненормальные, но сейчас я как после лошадиной дозы морфина — или небольшой дозы мокрушника. У него ведь такие крутые методы делать анестезию. Ничего не чувствую. Немножко холодно. Давление непонятное появляется. А, это льют какую-то гадость антисептическую, очищают руки и смывают кровь, всё тут, не сходя со сцены. Весело, наверное, смотрится со стороны. Зрительский партер волнуется, но я не слышу. Давление на пальцы становится дискомфортным — полагаю, тут пошли в ход эластичные бинты. Ничего. Пара минуток… и снова полная анестезия. В районе локтя быстро кольнуло и взорвалось жаром — значит, и настоящего обезболивающего не пожалели. Не морфин ли, воплощая самые смелые околонаркоманские мечты? Какая жалость, что моя дымка не вечна, рано или поздно вернуться к жизни придётся. Вставать придётся. И бороться дальше. С болью из заживающих ран в том числе.
— Эмили, прошу тебя, закажи новую скрипку, — прошептал я через силу и сглотнул затекшую в уголок рта слезу.
Они рассмеялись, вчетвером, кажется. А голос Фабриса ответил:
— Она закажет десять скрипок, и девять я ей об голову разобью. И заставлю заказать по новой. Чтобы больше никогда такого не повторилось. Но ты… обещаю не болтать этого в присутствии завистников, вообще скажу лишь раз. Ты идеально сыграл, не сбившись с ритма — я про весь сет-лист. Гитарист от бога.
— Поздравляем, воротничок, — вставил Эш.
— Не шевелись! — несколько нервно прикрикнул Виктор, когда я согнул колени. — Тебя есть кому забрать отсюда и побыть твоими ногами. Давай, Йевонде, покажи класс.
Зал стало слышно куда лучше. Там сильно разволновались люди: судя по отдельно выхваченным репликам, они увидели персонал в синих и зелёных медицинских спецовках, и им очень хотелось прорваться на сцену, чтоб помочь мне. Мерзкий аптечный запах и чуть более терпимый запах спирта не отставали от нас ни на шаг — значит, врачей Вик решил пока не отпускать. Ну и ладно.
Я неудачно попытался обвить Дарина за шею, плюнул (ну не ему в лицо, конечно) и просто осторожно свесил руки, которым тридцать слоев бинта придали сходство с боксёрскими рукавицами. На бэкстейдже я попросил меня отпустить и усадить за стол для автограф-сессии. Толпа фанатов меня хотела, позабыв о музыкальной составляющей концерта (мы должны были сыграть ещё минимум две песни), охрана уже не могла их сдержать, и они хлынули ко мне, крича наперебой, все-все хотели меня поддержать, они не слепые, заметили и кровь, и суматоху. Это было приятно, так приятно, что я даже сумел улыбаться и отвечать всем и каждому. К счастью, они спрашивали одно и то же.
Стоит уточнить, что, по неисправимой привычке любого поклонника, они тянулись ко мне нетерпеливыми лапами, но единицы потрогали за волосы, и их оттеснили, чтоб меня не замучили еще больше. Они взяли стол, Эмили и DSI в плотное кольцо, они сами не знали, что им от меня нужно — расписаться-то я точно не смогу на их телах, CD-коробочках или одежде. Но Дарин не был бы Дарином, если бы не придумал: свинтил с чёрного перманентного маркера колпачок и сунул мне в зубы. На столе начали появляться нежданные подарки, конфеты и мягкие игрушки, кто-то из фанатов первым догадался задрать майку и пододвинуться ко мне оголённым животом. Я провёл маркером косую прерывистую линию над пупком, он отскочил, уступив место следующему счастливчику, то есть следующей. Так они сменились не больше дюжины раз, вопя от восторга, как настоящие психи, и Виктор объявил, что мне нужен отдых.