По его лицу пронеслась мрачная тень. Обиделся? Довольно болтовни, я всё порчу. Уже испортил. И точно не получу сегодня частичку его души.
Не зная, как отвлечь нас обоих, я тронул верхнюю пуговицу на джинсах. Расстегнул бы с удовольствием, но находящиеся в отключке пальцы были на это не способны.
Он обошёл автомобиль, сел на пассажирское место, а спинку моего кресла щелчком откинул назад. Расправился со всеми пятью пуговицами на раз-два-три и оттянул мои джинсы на бёдра вместе с трусами. Самое неподходящее время для преступных признаний, но имя Эмили отчаянно завертелось на языке, зачесало его, стыдом и совестью, на полной скорости обогнав воспоминания о Рэ Вильнёве.
— Что бы ты ни вздумал сейчас брякнуть — промолчи, цыплёночек, — темно-каштановые волосы половиной блестящей массы лежали на полу и ещё накрывали коробку передач, а самые жестокие и порнографические в мире губы слегка дотрагивались до моего члена, немножко целуя его, немножко обнимая, выдыхая на него чуть тёплый воздух.
Я вцепился в руль. Не нарочно, обстоятельства заставили. Его небрежные действия со стороны — просто пустяк! И никто не заметил бы, что он швырнул в меня ядерной бомбой, между ног ровненько попал — и дальше задышал себе спокойно, в свое удовольствие. А во мне раздался оглушительный взрыв, возбуждённое тело вмиг обратилось в огонь и неостывающий радиоактивный пепел, низ живота при этом отхватил львиную дозу грязного облучения: его расхерачило, буквально на мелкие куски разорвало, от такого нельзя банально закричать и позвать на помощь. Я только шею свернул судорожно, пытаясь справиться с всеобъемлющим чувством вспышки и догорания, а спинка кресла впитывала слёзы, струящиеся по моей дёргающейся левой щеке. С правой — свободно капали этому садисту на лоб и нос. Что ещё случилось? Ну конечно я кончил. Сломал бы себе при этом член, будь в нём хоть одна косточка. Демон только успел прижать к резко обнажившейся головке язык… и я пролился на него, Господи, да я выстрелил! Как из пулемёта. И мои «пули» не уступали по бронебойности цельнометаллическим мельхиоровым. Сперма болезненно оцарапала канал, по которому вылетела на скорости конкорда, а неудовлетворённое желание увеличилось раза в два, заставив меня не дышать, а давиться содержимым лёгких, как после пятикилометровой пробежки. Нужно ли добавлять, что видеть его рот наполненным моей спермой мне ещё не доводилось? Он невозмутимо убрал один белёсый потёк с подбородка моим мизинцем. И присосался к сильно набухшему члену, из которого продолжало капать, с будничным видом инкуба, заставлявшего смертных испытывать вещи и похуже. Я непроизвольно расставил ноги пошире, вторая водородная бомба взрывалась мягче и тише, наверное, шло привыкание… к его ужасающему естеству. Стобалльный импульс возбуждения разорвал меня на те же сто баллов, но, кончая, я уже нашёл силы неслышно выматериться высохшими губами. Зря, ой зря я так мало воды выпил во время концерта, но кто же знал… для какого деликатного дела она мне понадобится.
Демон слизывал семя, спрятав ледяные глаза под веером ресниц, от вида его повторно залитых губ член пульсировал ещё больнее и похотливее, выросший до таких размеров, которых, я скромно думал, у меня просто нет. Одновременно, непонятно по какой причине, но крайне противоестественно мне захотелось, чтобы он просунул в мое тело язык. Только не туда, куда могут все, это фу и ничего необычного, я про… Кровь с трудом отлила из паха, согрев остатком стыда полумёртвое в экстазе лицо. Не нужно объяснять мне, как дебилу, что отверстие в головке миллиметра три, не больше. Но он же сатана… и ему необязательно прозаически трахать меня в задницу. Хотя до этого мы еще дойдём: разумеется, я не против ощущать сзади его холодящий торс, а не кожаную обивку салона. И жаль, что мы не в “Demon XXX”, местная тачка, взята напрокат. Хотя всё равно крутая, спортивная и подходящая для дорожно-патрульного разврата.
Почему я сравнительно спокойно о разной чепухе думаю? Да потому что он опять вынул из меня всю душу, не показав свою, третий оргазм, обильно поливающий ему зубы и нёбо. Я умоляюще стонал, кончая, я бы его сейчас избил, садиста грёбаного. Чудом собрался и двинул ему коленом в грудь, протестуя. Он обездвижил колено и был таков, не отклоняясь от своего сценария. По наклону головы и обнажившимся на шее венам понимаю, что ему это нравится — быть таким нестерпимо недоступным, но делая доступным меня, своего цыплёночка, бесящуюся и кусающуюся куколку. А кусаться мне хотелось не меньше, чем быть зверски ублажённым им. И где он, мать вашу, научился? Подчинять и ублажать мужскую плоть так умело и так отстранённо, не хуже победителей предыдущего конкурса инкубов — наверное, шлюх Содома и Гоморры, всех когда-либо живших, вместе взятых. И его сверхмассивные губы не слушают мои мысленные мольбы и угрозы, продолжают сосать и доканывать мой опустошённый член без намёка на покорность наложницы, наоборот — с властностью и завуалированной агрессией тирана… будто уничтожая следы присутствия других во мне. Он знает. Он знает! Но не накажет. Потому что знает и другое. Я живу для него и не умираю лишь из-за него одного.
— Сволочь! Твой язык… в моём… — я отчаянно изогнулся, пытаясь высвободить член из его рта, и чтоб не оторвать при этом и не оставить у него трофеем.
— Дома. И сделаю еще кое-что, новое и приятное. Отдыхай. Если можешь, — тихий, леденящий душу смех расплескался во мне, по всему телу, выливаясь из кончиков пальцев, позволив их, то есть пальцы, на мгновение почувствовать. Его тело изящно разогнулось, усаживаясь на меня и сквозь меня, на то же водительское кресло, ощущения… Да пошло оно на хрен, я забиваю, разве можно это описать?!
Пульс моей жизни находился в его подчинении, его растворенные в сиреневую дымку руки частично синхронизировались с моими, онемевшими, и управляли: я/он лихо вставил ключ-карту зажигания и крутанул руль, выезжая с парковки. Длинные модельные ноги контурами плохо совпадали с моими, зато прекрасно доставали до педалей газа и тормоза, и через него я ощутил, как это здорово — когда ты взрослый и всё тебе по размеру. А ещё зад в лакированных форменных штанах идеально пристроился в мою задницу (боже, как же похабно звучит, если не знать и не видеть, что происходило), и член аккуратно наслоился на член, очень непохожий, белый, без намёка на некоторую физиологическую горбинку, но, к моему счастливому обморочному заиканию — такой же эрегированный.
— Не волнуйся, вокально-инструментальному ансамблю обеспокоенных людишек верну тебя завтра, — шепнул киллер в районе моего желудка. — Они заберут твои пожитки. А пока нечего соблазнять копов.
Руки ненадолго рассинхронизировались: мои инвалиды остались на руле, а своими он спрятал моё разгоряченное хозяйство обратно в трусы, но пуговицы на джинсах не застегнул, ни одну из пяти, оставив на обозрении весёленькую зеленую надпись “forever wild”. Запрокинул голову, удовлетворенный результатом, дымчатые губы, пахнущие не спермой, а сигаретами, держались на моих, сливаясь в невесомом поцелуе. Видимо, хоть немного поддразнить дорожную полицию входит в нашу игру.
========== 46. Мятежный дух, или жертва принята ==========
—— Часть 3 — Вероотступничество ——
— Мод, твой парнишка здоров? — Бегемот «переоделся» в роскошное чёрное кимоно и достал из складок нового одеяния лупу. Посмотрел через неё на меня с хитрым прищуром. А что я? Отдыхаю на газоне, параллельно изображая скоропостижно умершего садового гнома, трава колется, свежеподстриженная, но трупам не к лицу чесаться.
— Не льсти себе, Готи, ты после визита к старикам выглядел не лучше. А заново смеяться научился к вечеру. Или следующим утром?..
— Так и знал, что Азазелло тебе обо всём расквакает.
— Нет, лягушкой-сплетницей была Иштар. Вдобавок она шушукалась с фрейлиной, что любовник из тебя неважный, заметила, что я подслушиваю, но поскольку думала, что я ещё маленький, не сочла нужным попросить не выдавать её секреты.
— Так и знал, что эта холёная стерва-нимфоманка вечно недовольна и симулирует! А сколько тебе было, Моди?
— Лет восемь. Маменька кое-как пошла на мировую с Уно и отпустила меня к нему, в Чёрный дворец, который сотрясали три «И» — интриги, инцест и грязные инсинуации.