Но довольно отвлекаться, я пришёл сюда не за смертью. Поймал почти двадцать килограммов цветов, чинно спустил воду в унитазе, скорчил себе надменную рожу в зеркале и с ней, хорошо прилипшей к лицу, отправился на улицу, нащупывая в переднем кармане штанов телефон и кредитку. Нужна легенда. Машина, эскорт, место, на которое можно будет лечь и уснуть независимо от того, чем кончится последний день старой реальности. Из пускающих пыль в глаза автомобилей сию секунду мне обещали пригнать только Карреру². Ну и ладно, лишь бы тотчас. Будет в три раза дороже обычного? Зачем мне это сообщать с такой важностью и обеспокоенностью, вы что, смеётесь? Я, по-вашему, считаю деньги? Какие, в жопу, деньги, берите ваши деньги, радуйтесь пополнению бумажного мусора и утолщению цифр на ваших и без того жирных счетах. Убогие.
Машина тут, цветы разложены в ней. Ну или беспорядочно свалены, нет времени любовно перебирать. Вытянул что-то за самый длинный стебель, проверил, что он заканчивается розовым бутоном, и в темпе прорезал толпу. Не в первый ряд, не надо, чтоб цыплёнок заметил меня и, чего доброго, сбился с ритма. Но поближе к центру, чтоб звук не так зверски в уши бил, особенно ударные и низкие частоты. И что за наркоман у них на басу? Знакомая аура беззаботности и легкого безумия, повеяло дразня, словно двойной предатель с красными крыльями крепко поцеловал музыканта и в лоб, и в вену.
Меня надёжно схватили за плечо, останавливая метрах в пяти от сцены. Количество персон, способных на это и регулярно живущих на земле, по пальцам одной руки пересчитано, нечего гадать.
— Дорогой, а кто охраняет небоскрёб?
— Ксавьер отказался поддержать младшего брата. Хотел обозвать его чёрствым сухарём, но, по-моему, у него просто страх перед большим скоплением людей. Глупый нервный гений, изо всех сил пытался казаться равнодушным. А для соблюдения протокола безопасности Хайер-билдинг, если ты забыл, у нас есть парочка бравых бригадиров, успешно сдавших тест на мини-начальство — твой Бэл и твой не-Бэл.
— Он не мой…
— Это тебе и предстоит доказать, посмотрев левее, нет, далеко взял, чуть правее. Согласен, с ходу не узнать. Музыка полностью его преобразила. Красавец.
— Он в крови.
— Надо же, ты заметил? Ну хоть невинный подростковый член ему никто не отрезал. Пока. И он только начал распиливать о струны свои нежные пальцы, в аккурат тебя дождался, ты же главный фанат изощрённых пыток и публичных казней.
— Ты всё хохмишь и режешь меня по неживому.
— А ты всё так же веришь мне и подставляешься. Заткни наши голоса и слушай его. Ты и без нашей перебранки девять песен из двенадцати пропустил. Я тут, знаешь ли, не от большой любви к индастриал-року и скрипичным выкрутасам торчу, а чтоб отвернуть шлюзы нашего восприятия. Твоего восприятия. Я до последнего надеялся, что ты придёшь. И ты явился, сволочь. Теперь услышь. Внемли. Вдохни.
Ангел схватил меня за оба плеча, обнимая и становясь позади, язвительный и нежный. Толпа вокруг нас шевелилась и волновалась единым организмом, не самым приятным, но нисколько не мешающим. Я оглох к нуждам воняющей седьмым потом и эндорфинами плоти по соседству, отрезал от себя пятёрку других музыкальных инструментов во главе с женским вокалом, потом — треск полов, дерева и бетонных перекрытий. Последним, хоть и без всякой охоты, я отделил от себя дыхание карбонового солнца, вырвался из его тепла и пошёл навстречу маленькому, слабо светящемуся изнутри существу со струями пурпурного живительного сока, источаемого пальцами. Да, это была кровь. И да, это была музыка, фантастически хорошо сыгранная, агрессивно выгрызающая под себя место в памяти, страстная, но не как любовница, а как приближённый к сердцу шпион, подосланный убить — кинжалом в спину, ядом в кубке или фатальным поцелуем Иуды. И присутствующие это почувствовали, потому что тоже заткнулись, все как один, не только с выкрикиваемыми словами и свистом: прекратили извергать потоки мыслительного бреда у себя в головах, отдавшись экспансии звука. Но нет, на этом колдовство не заканчивалось. Я вдохнул вместе с кровью и музыкой серьёзность, тожественную мрачность и глубину происходящего, ясно рассмотрел, кому они предназначены и чей это звёздный час. Не фигурки, истязающей свои пальцы в огнях прожекторов. А мой.
Он поет гимн смерти. Он славословит Тьму. Он молится мне.
Он изобрёл… прямо сейчас изобретает мне молитву. Но я же не бог. Я как раз от них, настоящих богов…
Надо его остановить.
То есть, по-хорошему, надо было бы.
А я плохой. И я не хочу.
Ощутить себя богоравным долгое время казалось мне издевательством и несуразицей, я смеялся и отплёвывался. Но это больше не вызывает язвительный смех и критику сплошной нелепости. Он показывает бога другим — не вышедшим из чрева родившей его темноты, не милосердным, благосклонно принимающим кровавые жертвы. Он доказывает, что такой господь способен существовать сейчас и иметь преданную паству, стадо овец, готовых слепо за ним следовать. И цыплёнок погрузился в новое видение теизма не случайно. Его скверный еврейский бог тоже не шибко балует милостью и безусловной любовью. Малышу было от чего отталкиваться. Но даже лёжа на алтаре в ожидании занесённого над головой ножа или первой искры костра, связанный и покорный агнец жаждет любви. До последнего вздоха он её ждет и превозносит, он взошёл на эту казнь намеренно ради неё. И акт смерти равняется акту любви… раз мерзостный бог не умеет любить его иначе.
Я вобрал в себя музыку до последней капли, глаза сами собой закрылись. Шлюзы, через которые я понял и прочувствовал так много, затворились тоже, но чуть помедленнее. Ангел по-прежнему стоял за спиной, управляя и перераспределяя нашу душу опять в основном на себя. Но он кое-что забыл. В обычном случае с меня довольно не потому, что переполнюсь и не способен воспринять большее… а потому что мне не нравится.
Сегодня мне нравится всё. Сегодня кровавый бог сможет изменить себе. Наверное, Дэз ощущал нечто подобное, совершая «государственную» измену и творя первое в истории вероотступничество. With the rebel yell I need this. More. More. And More³.
— Тебе понадобится это, — прошептал Энджи, поднося к моим губам запястье с сильно бьющейся веной. Я надкусил. — Не благодари…
— Почему? — но даже в мысленном диалоге я не выговорил это целиком: почему он жертвует мне кровь вне очереди. Я не достоин.
— Потому что только посмей хоть в чём-то не остаться сволочью. В иной ипостаси я тебя испугаюсь и не признаю. Теперь живо вали отсюда, а то не успеешь. Неизвестно, куда его унесут со сцены и как далеко.
— Мне известно. Успею.
Комментарий к 46. Мятежный дух, или жертва принята
¹ Асмодей не с рождения имеет гетерохромию. Один глаз изменил цвет после того, как юный демон коснулся лавовых «вод» реки Леты. Подробнее об этом в рассказе о Морфее, в главе “Дом сна”: https://ficbook.net/readfic/1826092
² Демон говорит о Porsche Carrera GT.
³ Тут: легкая перефразировка строчек из песни Билли Айдола “Rebel Yell”. И я восстаю с криком, что мне это нужно. Ещё. Ещё. И Ещё Больше (англ.)
========== 47. Постельное танго, или слепой черный палач ==========
—— Часть 3 — Вероотступничество ——
Между нами планета: я сломаю ей ось.
Между нами запреты… вызывают лишь злость.
Между нами пустыня — перейду босиком.
Между нами кретины, и я с каждым знаком.
Между нами пожары: я вдохну весь угар.
Между нами гитары — мой оживший кошмар.
Между нами твой ангел: он занозой в… цензура.
И какой-то бедняга с крыши бросился сдуру.