— Мастер, метаболизм. Ты обещал. Не делай строгую протокольную морду, кому-кому, а мне врываться можно. Правь, чини, закрепляй, матерись и забавляйся, но в темпе. И не заливай вены анестетиком. Мне понадобится исключительная острота его чувств, иначе он не оценит то, что последует за операцией.
— На кой ацетилцеллюлозный ляд тебе приспичило вторгаться сейчас, а не послезавтра или через недельку? А если я скажу, что ты забежал впереди паровоза и я ещё не разработал способ отмены и выравнивания резких глюкозных скачков, как и не придумал безопасное ускорение жирообмена в тканях?
— Скажешь так — соврёшь. Всё ты разработал. Просто наверняка не оттестировал.
— Ну, хм… А без анестезии как работать прикажешь?!
— Молча. Зубы сцепив, совесть заткнув. И выбросив на помойку медаль «За гуманность».
— Ты… да ругательств таких нет в природе! Сто раз пробовал обозвать, сам Резерфорд от тебя в гробу переворачивается! В обнимку с Авиценной и Декартом!
— Где аппарат? Быстрее, сориентируй, куда нести, как уложить, нужно ли раздевать.
— Эй, я не на полигоне у «диких кошаков», ты сроду с настолько резким поносом ко мне не прилетал торпедой! Твой удавчатый что, помирать собрался?
— Нет. Но собрался я. И исполню тем самым мечту миллионов недоброжелателей, а не мечту Ману. А ты ведь не хочешь угодить толпе одноклеточных? Утри им нос, мастер, живее.
— Ничего не понял, пропустил то место, где ты профукал плюшку с бессмертием, но твои глаза убедительно прожигают в моих височных долях две дырки, что невозможно даже в сказках, значит, дело каюк, всё, всё, уймись с рентгеном. Хватай его за ляжки и шагай налево. Третья дверь, толкнёшь, не заперто. Найдёшь единственную капсулу, огромную, ни с чем не перепутаешь, клади его в неё и закрывай. А я сразу за тобой, только инструментарий возьму.
Я бросился стремглав, краешком сознания вспомнив, что должен вписаться в два коридорных поворота, а не таранить стены по привычке. Цыплёнок шипел от тряски, но не вынимался из полусна или полуобморока, квёлый в лекарственном отходняке. Человечьи медики сердобольно перестарались.
— Это же аппарат для МРТ! Хэлл!
— Это был аппарат для репортажа магнитно-резонансных послойных картинок, но я нахально отжал его у Мори, полностью раскромсал, сварил заново и начинил. Клади, не бойся, мальчику понравится. То есть нет, хуже, чем у стоматолога, но лучше, чем в реанимации — все косточки-шарнирчики пошатает. Запомнит меня как беспринципного мудака в спецодежде, не держащего слова, куда уж там расшаркиваться потом и извиняться.
— Не волнуйся, ты лишь номинирован. Приз зрительских антипатий за самого безупречного мудака получу я. Единогласно. Что сейчас случится внутри капсулы?
— На подробную лекцию с семинаром запишись в марте, а в трёх словах… правда надо, чтоб я объяснил? Фишка в АТФ и в скорости протекания внутриклеточных химических реакций, в том, как мудро или бестолково организм тратит и накапливает энергию, из чего берёт глюкозу и куда девает излишки питательного бульона — просто прячет в высотных зернохранилищах или что-нибудь путное из них строит. В случае Ману нас интересовал выпрямленный липолиз, уровень активности клеточных мембран, бета-окисление и образование достаточного количества ацетил-КоА. А ещё гликоген, понимаешь, печень должна соображать, что нельзя отдавать когда попало свои драгоценные запасы, они на чёрный день. Сигналка на основной источник истощения перенаправлен в подкожную жировую клетчатку, а ещё я, если помнишь, оперировал желудок. К счастью, усечение размера было временное, я ничего не удалял, просто подшивал, теперь разошью обратно.
— Мастер!
— Внутри капсулы обитает андроид, хирург-манипулятор, наносерпы и наноскальпели, ясно? Эдвард Руки-ножницы, но поменьше и поизящнее. Инструментарий, что я брал, — Хэлл приподнял дреды над ухом, демонстрируя, что воткнул туда радиопередатчик, — это подключение к нему: подсматриваю, подслушиваю, прощупываю и принюхиваюсь, разве что не облизываю — полная координация процесса. Наблюдаю и вмешаюсь, если что-то пойдет не так. Собственно, я почему задержался: батарейки искал, электроника не на радиоактивном святом духе работает. Однако манипуляции с метаболизмом — полдела. Я взаимодействую с корой мозга, прыгая балластом в нисходящие электроимпульсные потоки, и внушаю мальцу, как на сеансе платного гипноза, что зеркало отражает именно то, что там всегда хотелось видеть. И это правда, я не подлог данных устраиваю, окружающие все как один оценят и ахнут — кто в восхищении, а кто в ужасе, ругаясь демонами олигофрении, булимии или анорексии. Не нужно переживать, худеть, толстеть или потеть на тренажёрах: он очнётся здоровым. Плата за суперспособность преотличная — нужно просто дружить с головой и с поваром. Жрать плотно, разнообразно и часто. Потому что наращивать избыточные мышцы или накапливать сколько-нибудь значимые слои жира он больше не сможет, и кто-то обязан проследить, чтоб он не пострадал от нечаянного истощения. Двое суток — это максимум он продержится без еды. И порции — тоже… деточка твой не лошадь, а молодой удав, много им не надо: в полевых условиях, всяких концертных с переездами, вредных перекусов хватит с лихвой — блинчики, салаты, сэндвичи и хот-доги. Зато, если он сидя дома поверх обеда с ужином наестся на ночь пиццей с попкорном, сахарной ватой, чипсами, жареными крылышками и ещё ведро мороженого сверху заточит — никаких последствий. Ну, разве что унитаз будет недоволен.
— Пошло и исчерпывающе. И долго ещё ждать гастрономических чудес?
— Если не терпится его покалечить — вынимай. Нет? Тогда сядь и займи себя чем-нибудь, противный. Аппарат автономен, андроиду виднее, когда цель будет достигнута, то есть когда мы легонечко закамертоним и перестроим все клетки. В теле Ману их двадцать с лишним триллионов, не считая килограмма бактерий. Пока ты сейчас красивыми глазами хлопал, слушая и запоминая, мы осилили процентов пять, но работаем засучив рукава, без перекуров, электронная жопа в мыле, если ты не заметил, сам сатана не организовал бы государственный переворот быстрее. И быстрее… только мерки для гроба снимать.
Ненавижу, когда он прав.
Я схоронился подальше, за шкафом-центрифугой, чтоб не отсвечивать с кучевым облаком тяжёлых раздумий. Из лаборатории, как нарочно, вынесли все часы, оставив светлые круги и квадраты в тех местах, где они стояли или висели — видимо, устроили переучёт или модернизацию. И я тоже пробежался сегодня через вселенную из края в край и обратно без привычного наручного аксессуара, продетого в дорогой кожаный ремешок. Но время меня не покидало, безжалостно мигая в верхнем левом углу поля зрения, не смещаясь по «экрану» и не пропадая. Два циферблата, один под другим, украшенные кровавыми прожилками: верхний — обычный, гавайский, минус десять часов по Гринвичу, а второй — обратный отсчёт, тридцать семь минут и две секунды до обрыва в никуда.
Я нехотя признался себе, что вовсе не хочу исчезать, вынужденно уступая место какому-то другому, шальному и незнакомому Демону. Отдавать ему роскошную, завидную, надёжно поставленную на рельсы жизнь. Отдавать Ману. Отдавать Ангела. И Ксавьер волнующе задышит ему в грудь, не подозревая о подмене, и Мэйв в страстной ненависти прижмётся, мечтая отрезать от меня, то есть от него, кусочек и съесть. А я не познаю больше прелесть этого безумия, кровосмешения, семейной идиллии с привкусом почти состоявшейся оргии… И Дэз, Дэз, как я мог забыть о нём. Перворождённый серафим, который с таким упоением охотился на меня, будет с не меньшим запалом гоняться за номером вторым. Фальшивкой. Знаю, помню, ваш новый Хранитель и демон-солдат будет настоящим, но ведь не мной. Не мной…
Наверное, я заслужил этот облом. Чтобы другая надменная самоуверенная скотина пожинала плоды моей славы и моих трудов.
Тридцать три минуты, восемнадцать секунд до небытия.
Я устал смотреть на свои скрещённые руки.
Тридцать одна. Капсула перестала гудеть.
— Хоть бы «спасибо» сказал!
Да в жопу благодарность, мастер, я и так навеки в неоплатном долгу, за решительно всё, что ты для меня делал, припрётся мой тёзка — его и помучаешь.