— Кси, а вселенная исполняет желания в день рождения? Твои исполнила?
— Не особо. Если загадываешь что-то важное — сразу забывай это. Вселенная не хочет, чтоб ты подсматривал и подслушивал за тем, как она колдует для тебя.
— А у тебя есть ответы на любые вопросы? На вообще всякие?
— Почти, мелочь ты приставучая.
— А можешь ответить на мой? Тайный. Умолчённый.
Мы поднялись из песка, Ксавьер отряхнул меня, потом себя, потом мы нашли мои кеды.
— Время не лечит, это миф. «Лечит» память: постепенно искажает и затирает даже самые дорогие воспоминания, нагромождая поверх них всё новые и новые. Но ты не забудешь — как бы отчаянно ни стремился избавиться. И не смиришься. И если найдешь, кому отомстить — отомстишь.
— Почему?
— Я бы так сделал.
— Фе, я не настолько кровожадный, как ты.
— О, ты себя плохо знаешь. Обувайся.
А я уже почти с брателлу ростом вымахал. Обогнал его рысцой, прыгнул за руль, но его пидорский лимонно-желтый «ламбо» слушался не нажатия на водительские педали, а голосовых команд. Чёртов искусственный интеллект, везде понатыкан, иногда кажется, что умнее меня. Но уж поумнее многих людишек точно: и про погоду доложил, и про торт со съедобными свечками, что его на террасе прямо сейчас разрезают — для этого Кси телефон доставал, уведомление отправить, что нашёл меня и праздник можно начинать. Дурацкий день рождения. Но я хоть попытаюсь на пару часов прикинуться счастливым. И дотянуть на минималках в новый день, обещая себе забвение — в работе, в еде, в вине, в прогулках по пляжу, который мне, между прочим, понравился.
Я стал наведываться туда чаще, купаться, оставался загорать. Изредка ловил минуты наедине с Кси, потому что если я засиживался у воды допоздна, забирать меня неизменно приезжал он. И я засиживался намеренно. Обменивал желание поплакать и пожалеть себя на дружеское объятье с ним. Я не хотел поддержки Мэйва с кровосмесительным подтекстом, стыдного секса, фелляции, пенетрации или чего-то похуже, что казалось вовсе не гадким, а… оскверняющим память о мокрушнике. Я боялся собственной порочности, что охотно приму приставания. Поэтому я избегал кузена вне студии. А вот Ксавьер из блевотного и несносного родича превратился для меня в вещь первой необходимости. Время не лечило, я убедился. Зато лечил он. Глядел в горизонт своими концентрированными алкогольными глазищами (сознаюсь, мне всегда нравился их цвет, крутой, на стопроцентной сатурации зелёного, вот их бы я себе на экранную заставку украл) и готов был качать меня на руках, как в детстве. Убаюкивал в самый крепкий сон. И жизнь казалась почти сносной.
*
Дни пошли ровными рядами-клетками в календаре, белые — будни, розовые — выходные и человечьи государственные праздники. С сентября я обещал вернуться в школу, и вернулся — в экспериментальный класс, собранный из нас, Изменчивых. Правда, я всё равно много прогуливал, но не по своей вине: “Starswarm”, должным образом оформленный и с честью выдержавший пост-продакшн, вышел на старт продаж, через обычные магазины и онлайн. Sire Records не обманули, рекламная кампания была грандиозной и массированной — по всем возможным СМИ, андерграундным, конечно. Критики европейских музыкальных изданий приняли мой переполненный кровью и слезами опус крайне благосклонно, Штаты и Канада отзывались сдержаннее. Зато Азию буквально разорвало в шквале восторгов, десятки предложений о выступлениях посыпались отовсюду, но особенно — из Британии, Южной Америки и Японии.
Подготовка к запланированному мировому туру угрожала затянуться из-за пробелов в кадровом составе: я всё так же не мог найти нам live-басиста, а Ангелу, как ослепительному фронтмену, не к лицу было бренчать на басу и одновременно петь (тренировочная сцена в Ванкувере не считается). Правда, Джин Симмонс с этим справлялся… но у него не было в обойме ещё одного фронтмена, да и музыка в техническом плане курила в сторонке.
Я попросил главных боссов (из Warner Music, минуя средних боссов из Sire) перенести движуху ближе к Рождеству, обещал до конца ноября разобраться с нехваткой музыкантов. Но разберусь ли? Это не как со школой, одного словесного обещания маловато.
Нас успели подписать на разогрев к Виктору в Хэллоуин на распиаренную Castle Party — он сам позвонил и напросился. Я рад был его слышать… наверное: сутками ничего не чувствовал, ни радости, ни довольства, кроме тех редких минут на пляже на руках у брата. Вик сказал, его шведские и немецкие коллеги по индастриал-цеху тоже проявили интерес к Ice Devil и хотели бы коллаборацию. Ту самую, вожделенную. Отлично, я не против. Готов поработать со всеми, создать ремиксы, закаверить старых Depeche Mode (всё еще мечтаю о tribute-альбоме), просто поиграть сообща, дружно посмеяться и устроить вечерний загул в дюжине баров, последовательно напиваясь в каждом. Может, кто-то даже одолжит нам басиста?
Довольно дерзкая мысль. О Дарине. Фанаты не стали бы придираться и критиковать, что состав свежеиспеченной группы лихорадит, они редко вникают в такие тонкости, а Йевонде справился бы на ура и заодно встретил бы во плоти своего наркокурьера… ой, то есть наркокумира, Дезерэтта. Я бы на его месте прыгал до потолка от счастья. Дэз — сплошное загляденье, и делает всё как боженька, при этом дико стесняется, шифруется и пытается уйти в середнячок, чтоб не выделяться. Например, на барабанах стучит, изображая дитя любви (вернее сказать, порочный плод содомии) Джои Джордисона и Ларса Ульриха, а ведь я готов поспорить, у него есть свой стиль. Ну или будет — когда он даст себе волю с оригинальными идеями и импровизацией. Еще я подозреваю, при желании серафим сыграет на такой скорости, что сожжёт палочки, том-томы и бас-бочка задымятся, а сплэши и хай-хэт — раскалятся докрасна¹. Это было бы в тему шоу, если бы мы исполняли экстремальный death или trash-metal, хотя чем чёрт не шутит… Наверное, иногда мне хочется поразить публику ради поразить, любуясь разинутыми ртами, а не во имя музыки. Короче, Дэз — красавчик и монстр ритм-секции, Йевонде влюбился бы по уши в его талант. Но.
Что-то остановило меня. И разговор с Виктором окончился обычным вежливым «пока».
И почему? Какого хрена? Он бы без проблем одолжил мне Дарина!
Но я сплю и вижу мой великолепный чёрный Fender Precision Bass в руках у другого. Я больной. Просто больной. Так и останусь навеки без басиста.
Больше часа убивал тупым щемящим взглядом несчастный мобильник. Приходили пачки сообщений, мелькнул входящий вызов от матери. Когда понял, что могу пошевелиться и не сдохнуть при этом — оставил всё непрочитанным и неотвеченным и ушёл в студию.
С его «смерти» прошло два месяца и четыре дня. Пора сочинять новую песню. Точнее, сочинять музыку, слова давно готовы. Старая добрая сатира, смех сквозь слёзы, повествование о гротескном вправлении мозгов: каждый вечер я, лирический герой, закапываю свою безвременно почившую любовь на кладбище, но каждое утро эта дура вылезает из могилы, разбрасывая цветочные венки и искусственный дёрн, и возвращается ко мне в дом, попутно пугая весь город. Она писаная красавица: полусгнившее лицо, проплешины с жуками в волосах, комья сырой земли на белом (аллюзия на подвенечное) платье. Какая жалость, что она девушка. Но делать её парнем совесть не позволила. Сколько можно эксплуатировать эти слезливые гомосексуальные мотивчики. Почему-то я не хочу, чтоб мир думал, что я гей. Вряд ли я гей. Сатана моей мокрой мечты был ровно один. И я уже прояснил для себя, что настоящим мужчиной он не рождался.
В студии пустота и тишина, охренеть, даже Гед куда-то отлучился. Но не страшно, ведь он прилежный задрот: не бросит пульты посреди рабочего дня, предварительно не настроив и не отладив звук до идеальности. А мне настраиваться недолго: карандаш надёжно воткнуть за ухо, чтоб держался не падая, клочки бумаги со старыми черновиками ритуально раскидать вокруг мусорной корзины (потому что никак в неё не попаду при броске, мазила), а Stratocaster — повесить привычной тяжестью на плечо. Трансформ-панели развернули мне небольшое старинное кладбище, мраморные и гранитные надгробия, ползучие розы, плющ и сирень. Я представил на тропинках между могилами свою упрямую невесту и заиграл. Это в кои-то веки не ре-минор, музыка довольно звонкая и быстрая, так и сочится цинизмом и недоумением. Может, надо вызвать священника-экзорциста? Пусть выбьет из зомби-девицы дурь с ежедневным воскрешением. Спать надо мирно в могилке, а не разгуливать почем зря. Ты умерла, лапуля, умерла! И я… должен сам в это поверить. Чтобы ты, наконец, упокоилась и больше не вставала.