___________________________________________________________
Что происходит с Демоном и остальным семейством дальше:
Прямой сиквел “Опиум”: https://ficbook.net/readfic/8581852
Пропущенная между Печеньем и Опиумом сцена: https://ficbook.net/readfic/1626226
Остальное по теме в сборнике Канона: https://ficbook.net/collections/2325227
========== Вырезанная сцена #1 (Тело) ==========
Жертва Темноты
— Повернись чуть влево. Голову наклони вперёд. Подбородок выше. Вот так, спасибо. Теперь не моргай, я настраиваю фокус. Скажи, если на центральном участке картинки появится квадратное или прямоугольное слепое пятно.
Парень в зелёном халате, маске, очках и шапочке хирурга встал вплотную к стеклянной стене восьмой палаты реанимации и замер — да так ловко, что от манекена не отличить. Врачом или хотя бы интерном он, разумеется, не был, в больничном журнале посетителей ни под каким именем не записался, у двух входов-выходов в здание тоже не засветился. Вопрос, где он раздобыл маскировку, отпадал сразу, как пустяк: достаточно было зайти в соседнюю ординаторскую и не досчитаться одного комплекта рабочей одежды. Куда интереснее понять, как он проник в отделение, не привлекая внимания, и как до сих пор не попался — начальству или мнимым коллегам. Для обычного злоумышленника, хулигана или проходимца, он слишком медлил и как будто не слишком беспокоился, что с каждой секундой, проведенной в образе «манекена», риск обнаружения повышался.
— Ну же, пошевелись! Неужели один я тут умираю от любопытства? Под маской ты прячешь умное лицо или рожу полоумного кретина? Что тебе нужно? Дай хоть намёк на подсказку! Успеешь ли ты провернуть своё таинственное дельце до того, как сильно не выспавшаяся дурочка Камилла заподозрит неладное и решит, что неплохо бы вызвать охрану? — человечек, прилипший красным носом пропойцы к небольшому чёрно-белому экрану, вспотел и забормотал в волнении, что давно не снимал настолько остросюжетных фильмов.
Медсестра Камилла, менявшая в восьмой палате капельницу с болеутоляющим, забеспокоилась. Несовершеннолетние пациенты её ночной смены — два брата-близнеца и их приятель — ещё не доехав до больницы, доставили кучу проблем с прессой. И каждому новому журналисту ей пришлось повторять, что врачи не дадут никаких комментариев до приезда родителей или официальных опекунов. Хотя кто-то из них всё равно ухитрился сфотографировать отчёт парамедиков, согласно которому братья Геллеры были едва не задушены и оправлялись от последствий длительной гипоксии. Третий, Аккерман-младший, в момент наивысшей суматохи и ажиотажа оставался под жирным знаком вопроса. Состоянием на сейчас он выдержал сложнейшую семичасовую операцию по пересадке кожи и — с переменным успехом — по восстановлению целостности первичных половых органов. Но радость длилась недолго. Если близнецы были благополучно интубированы, а затем к утру задышали самостоятельно и перевелись в обычный интенсив, то малышу Аккерману не повезло: он остался в реанимации, под обновлённой капельницей морфина, оцениваемый как «стабильно тяжёлый». Пришитая мошонка не приживалась: три с половиной часа она, отрезанная, провалялась в переносном холодильнике, а перед этим — ещё какое-то время на сырой земле, запачканная и отдавленная. Несмотря на все усилия по скоростному обеззараживанию и дальнейшей бережной реконструкции руками лучшего местного пластического хирурга, сорванного с другой операции, они не успели — начался некроз. Отдельные мёртвые клетки вместе с продуктами разложения потихоньку разносились кровью по телу, повышая и без того высокую температуру. Заработавшиеся врачи не заметили крохотной разницы в крайне плохих показателях, а сонная медсестра и подавно.
Вся измученная троица мальчишек спала без задних ног, напичканная наркотиками, мистер и миссис Геллер были ещё далеко, в такси на полпути из Ванкувера: по понятным причинам никто из них не сел за руль. С мачехой Аккермана уже случился истерический припадок, пришлось поместить её под наблюдение неподалеку от приёмного, но, очевидно, любимого сына, обеспечив тёплой компанией психиатра и успокоительных пилюлек. А его родной папаня Джозеф, что предположительно и был безумцем, учинившим жестокую и бессмысленную расправу, между тем пропал, то есть разгуливал на свободе, объявленный в федеральный розыск. Не мог ли он стоять за стеклом, прикрытый очками, маской и халатом? Явился, так сказать, довершить начатое. Но почему медлил? Повредился умом достаточно, чтоб просто смотреть и упиваться беззащитностью сына и собственной безнаказанностью? А мог ли он, наоборот, очухаться, ужасаться содеянному, раскаиваться?
— Нет, у него совсем другая комплекция, я же видел фоторобот, — заторопился возразить человечек неудержимому внутреннему сыщику. — Коренастый, шея в жирных складках, живот выпирает, сразу видно, завсегдатай бара и дивана. А этот широкоплечий Брэд Питт из спортзала, наверное, не вылезает. Не манекен. Манекенщик!
Однако если красавца в одолженном халате так интересует несчастный мальчишка, лишившийся мужского достоинства, и если он из команды хороших парней — почему не зайдёт, не представится, не озвучит, что ему в конце концов-то надо, а снаружи торчит?
— Гипнотизирует жопу Камиллы, ей-богу, — придумал человечек внезапно и захрюкал от смеха, довольный своей находчивостью. — Ну а что? На кой ему пациент? Побоку пациент! Он нашу дурочку привораживает.
Если приворот был, то он… работал: медсестра трижды подносила указательный палец к красной кнопке тревоги, трижды касалась, но так и не нажала.
— Пятен нет, шеф.
— И точечных?
— Никаких. А тебе всё видно?
— До последней нитки, торчащей из бинтов. Теперь медленно хлопни ресницами — это отрегулирует масштаб изображения: в правом глазу увеличит, в левом — уменьшит. Поэтому, когда моргаешь одновременно, ничего не происходит и не сбивает нам настройки. Тебе выведут картинки на микропанель в мотошлеме, насладишься позже, когда закончишь и поедешь в аэропорт, ведётся полная запись, объёмный звук, фильтрация теней. А пока, Кью, послужи в прямом эфире моими гляделками. Смотри мальчишке в пах.
— Сквозь ту дамочку? Она так неудачно наклонилась…
— Да, сквозь медсестру. Сделай четырёхкратное увеличение.
Человечек, хлебавший под чёрно-белым экраном быстросуп из чашки, чуть не завопил от досады и отчаяния. Его милый манекен слегка изменил положение головы и опять не двигался. Опять не двигался! Полчаса! Парень торчит под палатой уже целых бесконечных полчаса, ничего, ничего, ну совершенно ничего не делая!
Человечек протёр блестящее от пота лицо и долил себе в суп спирта.
— Обкатывать новую технологию в полевых условиях круто, шеф, — подал голос Кьюсак, когда Камилла закончила с перевязкой и отошла от постели больного к вешалкам. — Мы засекли всё, что нужно? Сканирование через меня работает?
— Более чем.
— И через женские бёдра с задницей? Она так и не открыла мне толком обзор.
— И через бёдра тоже. Даже через кирпичные стены работает — но чуть похуже. Когда медсестра уйдёт, и лучше бы это случилось побыстрее, — добавь в капельницу пациенту Аккерману не σ-сыворотку, полагающуюся по официальному протоколу миссии, а препарат без этикетки, которым тебя перед вылетом снабдили умельцы Гранитной лаборатории. Снабдили же? Успели?
— Да. Я всю дорогу хотел уточнить у тебя, что это и для чего, и почему всучили в последний момент, но не осмелился. А когда спрашивал очкарика-биолога в той высотной лаборатории, он ответил «святая вода» и рассмеялся.
— Неплохая шутка. А ты в следующий раз — осмелься.
— Это даже не вода, святой гель какой-то. И воняет водорослями страшно.
— Отвлекаешься, птенец. Вылей приблизительно две трети флакона, выдави, если не выливается, встряхни капельницу, чтобы равномерно поступало. Остаток распредели между пациентами Геллерами, проверишь, где их разместили. У палаты интенсивной терапии могут засидеться родичи или друзья, разберись болтливо, талантливо, всё как ты умеешь. С папарацци — стандартный протокол. И уходи.
— Почему ты сам не прилетел, шеф? Если эти ребята для тебя… — Кью не знал, какое слово будет уместно. «Важны»? «Что-то значат»?