*
Ману отложил коротенький огрызок карандаша и прижал ноющую руку к груди. Он исписал, изорвал или испортил на черновики офисную пачку бумаги, четыреста листов. Удачных — наверное, листов восемьдесят. Не только корявые съезжающие строчки букв, но и серые горошинки музыкальных нот. Нигде нет имени, но для признания должно хватить. Для полиции — вместо предсмертной записки. Красиво. Своеобразно. В неубиенном романтизме.
Он сдвинул все записи в ровную стопку на край подоконника. И высунул заплаканное лицо вниз, с высоты сто тринадцатого этажа Хайер-билдинг².
——— Конец первой части ———
Комментарий к 16. Поворот не туда, или победителей иногда судят
¹ Риталин (метилфенидат).
² Подробно и последовательно о случившемся на подоконнике далее рассказывает роман Могильная Мразь, первый том (https://ficbook.net/readfic/1682073), и по понятным причинам сюжеты не повторяются, нося лишь перекрёстные упоминания и ссылки на события.
========== ЧАСТЬ ВТОРАЯ — 17. Компромат, или как пройти в библиотеку ==========
—— Часть 2 — Дьявол во плоти ——
Визиты в Нижний ад прекратились. Падре полностью исцелил меня и разбил мою клятву. Теперь каждый вечер я всматриваюсь в лицо Матери, вопрошая о той роли, которую обязуюсь сыграть во славу Неё, гордым и освобождённым. Я появился на свет с определённой целью, и я не вдруг задался ею. У людей сплошные разочарования о смысле жизни и её ценностях, потому что их слишком много и смысла на всех не хватает. Их вопросы тщетны и остаются без ответа, падая в пустоту.
Но о себе ответ я получил.
Я познаю смысл смерти. Иногда — олицетворяя его. Я не мрачный Жнец, а просто один из его ассасинов, но я не прочь однажды познакомиться с ним самим лично. Мы ведь фактически работаем в паре. Узнать бы его в лицо. Мне нравится коллекционировать лица.
А пока я едва ощутимо скучаю по демону-плуту, по утончённой форме и содержанию, что не тронуты моральными принципами и не отягощены совестью. Он красивейший злой дух, бог раздоров и кровопролития. Своим существованием он ставит под сомнение божественный план. Неудивительно, что ему запретили являться на землю без особого приглашения.
Я познаю о себе и кое-что новое. Я не связан с адом напрямик, я не могу оттуда никого вызвать. Я почти ненавижу падре: он исцелил меня, чем закрыл путь домой. Выбирая между двоецарствием ада и вечным проклятьем солнца — лучше бы меня сжигало солнце.
— Шеф.
Перерывы становятся короче и реже. Этот на сегодня последний. Я позволил Бэлу забрать окурок и на мгновение прижать длинные пальцы к моим губам. Я вглядываюсь в растворенную тьму, медленно струящуюся по моим венам, и получаю очередной каверзный ответ. Почему мне так нравится Бэл.
Он похож на моего демона-плута из старшей свиты Бафомета… на Ашшура Вавилонского.
Бальтазар, твои родители назвали тебя этим именем с тайным умыслом, но каким? Что такого они могли знать о тебе ещё до твоего рождения?
Тьма одушевлена, агрессивна и не принимает так много вопросов сразу.
— Докладывай, Бэл.
— Пришли очередные письма с угрозами. Анонимные, почерки разные, мужские и женские.
— Ты прочитал их?
— Да. Они все адресованы тебе, шеф.
— И что там?
— Кто-то пытался покончить с собой из-за тебя. Тебя обвиняют.
— Как здорово, Бэл. Отдай их Урсуле, пусть опубликует на сайте отряда. Пусть отсканирует.
— Зачем?
— Я хочу повеселиться.
— Но ты не улыбаешься, шеф. В этих посланиях есть хоть слово правды?
— Каждое слово. Я виновен, Бэл.
— Тогда почему…
Но я уже шагнул в шахту лифта, и подручные Матери залепляют мне уши, чтобы я слышал только её, шипящую и клубящуюся внутри. Тьма не любит столько вопросов за раз, Бэл.
*
Я отказался участвовать в цирке под названием судебные слушания. Я не подавал заявления о покушении, но его бы и не приняли: по местным законам я несовершеннолетний, и мать писала его за меня. Многочисленные допросы с запутыванием и сбиванием с толку при помощи очень грязных намёков не поколебали меня, я упрямо повторял одно и то же — до тех пор, пока моя версия не стала общепринятой правдой.
Но если бы я заподозрил, что будет дальше… я бы потянул время, не спеша расставаться с прокурором и его несправедливым обвинением в адрес Ди. После закрытия дела из-за недостатка улик и отсутствия жалобы с моей стороны маман совместно с хитрожопым Ангелом попыталась ликвидировать меня. Сначала под предлогом брошенной земной школы — на Марс, а потом, когда я вполне естественно сам их обоих туда послал, ма захотела сплавить меня куда-то на материк, причём, как я понял, ей абсолютно плевать было, куда именно. Лишь бы я не мозолил глаза в Гонолулу и не нервировал возможностью повторно породниться с семейкой Мортеалей. И премерзкий Ангел вторил ей. Мессир папчик молчал, хотя внутренне я знал, что он за меня заступится, но я бы всё равно не пошёл к нему за помощью. Я хотел, чтоб за меня вступился другой. Но этому другому было плевать, я даже не видел его… с той позорной ночи лишения девственности.
Против родительского произвола мне могла бы помочь старая добрая истерика, а также скандальный выход к прессе, но неожиданно я обнаружил, что достаточно простого «нет». И ключа от дьявольской библиотеки. Баррикады из книжных шкафов строить не пришлось: мне досаждали дважды в сутки телефонными звонками, я исправно не отвечал на них, занятый чтением или музицированием, а крепкую двойную дверь открыть мог только французский повар-шпион, что он и делал, подкармливая меня фруктами и сладкими роллами.
Мысль о смерти приятно согревала. Осознание, что я могу уйти в любой момент, а потому мне необязательно торопиться и в спешке — совершать ошибки. Когда уставали руки, спина и глаза, я откладывал книги и гитару, ложился на полу рядом с читальными кушетками и много думал. Укреплённый упрямством дух силен и непробиваем снаружи. Но с какой лёгкостью он погибает, медленно разъедаемый изнутри. Воля к жизни угасает, когда главная цель недостижима, а все миссии поменьше я выполнил. Дописать финальное признание. Дочитать сотую книгу.
Сегодня, подталкиваемый чем-то или кем-то, я решил, что подожду ещё немного. И книг должно быть на одну больше.
Я ходил между высоких полок зажмурившись, я выбирал сто первую пальцами. Я мог бы поклясться, что моими слепо шарящими руками мягко и осторожно водили. И чёрный томик упал в мои раскрытые пригоршни сам.
Это не книга. Это дневник в твёрдой обложке.
Теперь мои глаза не смотрели, а жрали обложку во всю прыть оголодавшего мозга.
На переплёт была наклеена огромная металлическая буква “D”.
Дрожь, затрясшая меня, заставила уронить дневник на пол, он раскрылся, сверкнув желтизной состарившихся страниц, я падал следом, носом в длинные острые строчки, такие же ровные и холодные… как их автор.
Срез реальности
Тоненький и прозрачный, как яблочный ломтик. Я смотрю сквозь него, одновременно видя клеточные мембраны и клеточный сок. Он кислый и терпкий… оттого у меня перекошено лицо.
И каждый живёт так, будто у него не одна жизнь. И та заложена у ростовщика под чудовищный процент.
Я изменил себе и прекратил движение, разложил своё тело горизонтально и заставил не дрожать. Застыть, выпав вне суеты и времени. И вспомнить всё, как было раньше. Размеренно и тихо. Не навязанное никаким духом времени. Zeitgeist… жадными монстрами со ртами, полными золотых монет, ощеренными грязными клыками. У них смрадное дыхание и пустота в глазах. И все, к кому они прикасаются, тоже становятся пустыми и смрадными.
Даже золото ушло, стало искусственным, подделкой под самое себя, грязным, ненастоящим. Всё пластик и всё бумага. Дешёвка и эрзац, наводнившие мир. А мир и рад. Как сраная бактериальная культура на жирном копеечном бульоне, плодиться и расползаться, не подозревая, что всё могло бы быть по-другому.
Пусть нас было бы пятеро.
Нет, пусть нас было бы всего двое. Зато мы вобрали бы в себя весь разум и всю мудрость, размазанные сейчас по огромной шевелящейся биомассе.