— Ты об ELSSAD или?..
— Всюду. Время детское, мне расхотелось спать. Побудь тем, чем обычно для тебя был я. Не задавая вопросов.
— Твоей тенью.
Демон отобрал у него плохо тянувшую дым сигару и раскурил сам. Вернул.
— Ещё одно. Мануэль не должен разболтать, как попал в человечью музыкальную банду.
— Ему достанет смекалки сочинить что-нибудь. Боишься, он запутается во лжи и накосячит?
— Мне нравится его постепенное падение, но часть выдуманных приключений стоит сделать правдой. На северо-западном американском побережье есть что-нибудь вроде консерватории или музыкальной академии? Пусть числится хотя бы номинально. Закажи ему минимальное оборудование для записи. Доставку оформим следующим нашим самолётом.
— Академия есть. Город Бойсе, на границе с Орегоном, там же дислоцируются ребята из SΩndicate. И можно найти временную подработку в колл-центрах, если Мануэля вопрос денег хоть немного колышет. Но откуда столько рвения? Заниматься благотворительностью, как и политикой, принято в старости, когда всё остальное наскучит, Ди.
— Значит, ты тоже не понимаешь, в чём соль сделки? Я сумел настроить помехи моста между нами? Против тебя. Ты впечатлён?
— Юлиус, однажды ты доиграешься. Совершишь проступок, от последствий которого я не смогу тебя защитить.
— Ой ли? Как страшно. О чём я думаю? Не знаешь? Не знаешь…
Демон улыбнулся уголком холодного рта и взял с письменного стола Асмодея длинное красное перо.
*
— Слушай, Кси?
На мне останавливается тяжёлый покровительственный взгляд с оттенком полной безнадёги. Наверное, он считает, что быть старшим братом — ужасное неснимаемое проклятье, вечное к тому же. Ха, он не подозревает, что быть младшим не менее мучительно, и ведь я тоже не могу ничего изменить. Мне не к кому идти, кроме него, а он не может меня не выслушать, раз пообещал заботиться на Земле. Кровные родственные узы — самые дебильные узы в мире.
— Ну?
— Вот ты со своим Ангелом… — я немножко покраснел, окунувшись и совсем не из вредности в похабные мыслишки о чужой спальне и чужой постели. Нормальные оборотни в моём возрасте уже вовсю заводили девушек, редко оставаясь в одиночестве, а я умираю от недотраха, и я сам виноват, что влюбился в монстра. Блядь, что я там спрашивал… — счастлив?
— Тебе-то какое дело? — Ксавьер так напрягся, словно я и правда через замочную скважину к ним в спальню ломился. Он нахмурился и даже стучать по клавиатуре прекратил. А классно же уметь стучать вслепую, я тоже хочу научиться однажды.
— У вас, например, дети крошечные, не поверю, что это добавляет уюта и романтики. Не видитесь вы почти, за завтраком толком не говорите, ведёте себя как чужие. Вы там случайно развестись не хотите? Ты об этом не думал, а?
— Так и знал, что ты полезешь куда-то, в чём не смыслишь ни хрена. Не приставай ко мне больше с такими вопросами.
— Если не ответишь сейчас — не отстану.
Он тяжко-претяжко вздохнул. Превосходно знал, что это — когда я обещаю не отстать. И процедил через силу:
— Даже если бы и хотели развестись, мы не можем.
— Чего?
— Того. В аду не существует церкви в привычном понимании, как и института брака. Всё это было искусственно создано, а основатели — созваны для таких необычных обстоятельств, как моя свадьба с Энджи. Короче: так называемая церковь ада венчает демонов и их избранников навсегда, до или после обряда инициации, когда избранник становится подобен своему демону.
— Подобен?
— Бессмертен. Нет смысла соединять в пару существ, если один из них однажды двинет коней, а второй останется вечным вдовцом или вдовой, оплакивающим потерю. Демоны предпочитают обходиться без потерь, особенно нелепых, которые легко избежать.
— А как ты получил бессмертие?
— Выпил отмеренное мне количество крови. На единицу массы тела надо около столовой ложки, так что травиться целым литром проклятой солёной гадости не пришлось, хватило небольшого кубка.
— Это разве была не кровь Ангела?
— Нет. Не совсем. Пить её чистую опасно для жизни, точнее — опасно, не имея многолетней привычки питаться кровью как таковой и не имея определённых ферментов для усвоения именно его крови, а они вырабатываются со временем. Я его иногда кусал, вкус крови чувствовал, и, в отличие от обычной, она оказалась очень даже ничего. Но сознательно я её не пил, не псих же. Её смешали с кровью родоначальника их фамилии, с кровью командира княжеской гвардии драконов и с… Прозвучит безумно.
— Ну с чем, с чем ещё?
— Из камней, которыми в обилии покрыт Верхний ад, выжали сок. Каменную воду. Не представляю как, но выжали. И добавили в мой кубок.
— Это был последний ингредиент?
— Нет. Для обряда требовалось ещё своеобразное одобрение нашего отца, а так как его давно на свете нет — то какого-то другого мужчины из семьи или, на худой конец, из клана. Согласился дедушка Элерон. У него… ему пришлось выдержать пренеприятное испытание — ему по жилам пустили расплавленное живое серебро. Не спрашивай ни о чём, я сам едва понял. Серебро не было горячим, ты только лишнего не подумай: его не обожгли, не покалечили в обычном смысле. Но я просто не представляю, что ему довелось почувствовать, пережить, пока демоны пытали его. Ну, хотя бы не забавы ради: они проверяли его на какую-то им одним ведомую чистоту, то есть чистоту моей родной крови. По задумке изобретателя этого обряда серебро чернеет, прокатившись по всем сосудам, если кровь недостаточно чиста и хороша. Но оно не почернело. Последние три капли этого серебра мне влили из тела деда прямо в кубок. И вот после этого я выпил его.
— А если бы серебро почернело?
Ксавьер раздражённо провёл рукой по лбу, потом влез себе в волосы.
— Ну не взяли бы меня в «жены»! Почём я знаю. Может, заставили бы чиститься, может, отравился бы осквернённым металлом. Хотя нет. — Его хмурый взгляд немного прояснился. — Я понял. Чистота крови означала родословную клана, в которую не примешивалось никаких грязнокровных чужаков. Генетическая чистота — с точки зрения евгеники. Но, кстати, мой… наш отец был таким чужаком. Может, это перст судьбы — что он умер. Ведь я не знаю, что бы показало испытание серебром, кровь каких змей текла в его жилах… А ведь хотелось бы узнать.
Я жопой почуял, что он вот-вот отклонится от темы, погрузившись в свою обычную меланхолию. Между прочим, кровь Максимилиана текла и в моих жилах! Но я так дико по нему никогда не горевал, как братец. Может, потому что нифига не похож на папашу внешне. И уж наверняка характером тоже в какого-то левого двоюродного дядьку пошёл.
— Ты выпил кровавую бурду из кубка и дальше что? Почувствовал крутые изменения, прилив энергии?
— Блевануть мне хотелось. Мутило очень, и голова закружилась, я сдержался чудом. Смесь отдавала каменной пылью и сырым мясом и огнём нёбо обожгла, а кровь Ангела сделала её отвратительно сладковатой. Я не шёл сам, меня вели к алтарю, ноги еле переставлялись. Я прослушал слова клятвы как во сне, повторил их на автомате, надеюсь, что в правильном порядке, почувствовал, как на палец было надето широкое и тяжёлое, очень холодящее кольцо, и наконец отключился.
— Ну, а потом, потом? Было хоть что-то приятное? Радость от мысли, что ты бессмертен и всё такое…
— Ну, было. Серьёзно, тебе-то что до нас с Энджи? С тобой я это точно обсуждать не собирался.
— Но развода ты не хочешь?
— Нет!
— Без базара?
— Бллин, Ману!
— Ответь нормально, и я отстану, обещаю, клянусь.
— Отношения с кем-то — это не вечный праздник, сладкие объятья и поцелуи. Иногда меня передёргивает от мысли, что у меня есть, м… «муж». Что это вообще так называется. Потому что институт брака на земле у людей и даже у оборотней — явление довольно отстойное, ассоциирующееся с рутиной, ссорами, падением интереса к любимому, отсутствием новизны, скандалами и изменами. Быть с кем-то связанным, ещё и без шансов уйти — бесконечная тренировка терпения и доверия и способности к компромиссам. Это не спокойная зеркальная гладь и тишь, по ней постоянно пробегает рябь, а иногда случаются штормы и бури. Мне претит называться супругом и выглядеть чьей-то собственностью, я предпочитаю слово «партнёр». Равноправный. Где-то любовник, но чаще друг. Или сообщник. Я знаю, что у Ангела есть от меня тайны, уповаю, что безобидные. И чтобы не страдать в неведении, я создаю тайны от него. Это добавляет баланса в отношения, и мне — спокойствия.