Уберкиллер чуть подпортил мне настрой под конец домашней прогулки, обдав волной нестерпимого возбуждения, но быстро свалил. А в чувство привёл подарочком. Засунул мне его за шиворот вместе с коротко выплюнутой инструкцией и едким комментарием на тему, где он его взял. Да какая уже разница, где? Если это ключ, двояковыпуклый и тяжёлый, как дюжина пальчиковых батареек — или как одна синяя атомная производства корпорации.
Ключ от студии-трансформер.
Верую, что бог есть. Даже такой подлый и хитрожопый, как наш еврейский Саваоф.
========== 29. Аукцион, или некоторые вещи не продаются ==========
—— Часть 2 — Дьявол во плоти ——
Пару дней он счастлив, несмотря на то, что в прозрачном водоёме его музыки плавают трупы чужой несчастной любви, сбрасываются токсичные отходы предательств и постыдных разоблачений. Он лечит Сент-Мэвори незнакомой многочасовой работой и — немножко отходя за рамки приличий — собственным телом; он не ссорится с Ксавьером, несмотря на то, что поводов масса, и ограничивается издевательскими подколами; он беседует с Демоном смело и решительно, но только во внутренних диалогах и в строчках песен; он образцовый друг, брат, гитарист и идейный лидер группы.
Пара дней — слишком мало, чтобы наесться, но достаточно, чтобы привыкнуть. Это не мир вокруг него преображался, наполняясь красотой и праздником, это он сам пребывал в блаженстве и эйфории, отгородившись от всех бед. Пребывал бы и дольше. Но третьего дня на его одинокую постель легла тень, от которой одеяло начало отсыревать, покрывшись холодным, быстро тающим в тропическом воздухе инеем. Ману спал некрепко и проснулся, и вот тогда мягкий хриплый голос старшего сатаны выдернул его из иллюзорного моря спокойствия:
— Барабанщик, звукорежиссер, целая живая чернокожая секс-бомба за синтезатором. Большой переполох в маленьком Териантрополисе¹. А дальше что?
— А? — Некоторое время, забыв испугаться вторжения, он тупо переваривает услышанное. Лицо преображается осмысленностью, хотя мозг ещё спит. — Ну, репетиция…
— Действительно, пора порепетировать исполнение песен по-настоящему, из тоскливого и заунывного детсада превратить в сносный рыночный продукт, свести воедино все партии и даже сберечь их для пущей важности на алмазном носителе. Ну а дальше, дальше?
Мануэль завис. Детскими полусонными глазами взмолился не мучить его эффектными, но такими невыносимыми паузами.
— Ты хотел быть знаменитым, мальчик мой. Как, по-твоему, ты прославишься? Как тебя услышат? Кто тебя грамотно растиражирует, чтоб затем продавать миллионам? Корпорация вовлечена в людскую энергетическую отрасль, тяжёлую металлургию, производство предметов роскоши и биржевые махинации — но не в музыкальную индустрию. Кто тебе поможет?
Наконец глаза Ману вырвались из дымки сна, расширенные и максимально округлённые, пронизанные сильной паникой. Но словарного запаса под своё ополоумевшее состояние он опять не наскрёб, пискнул что-то, и темптер нашёл под одеялом его слабую дрожащую руку. Ласково сжал.
«Информация за информацию. Моя помощь не будет бесплатной». Об этом ты сейчас думаешь. И боишься. Не бойся. Ты достойный товар для моей лучшей сделки. Ты, твоя свежесть, твои подростковые шишки и ссадины. “Доверься тьме, когда будешь падать, закрой глаза — и монстр подхватит тебя”. Кто сочинил это? Ты сочинил. Однако твой возраст — слишком крупный и очевидный козырь, припудрим личико и спрячем губы-вишенки, чтобы жертвы подольше гадали, на каком героине ты сидишь, юный творец и вундеркинд. Луна сегодня близко подошла к Земле, на Вайкики большие волны… и большие боссы из Warner Music. Не ной, что не готов, жизненные экзамены всегда внезапны, всегда не к месту и не ко времени. К тому же, послушай-ка… разве кто-то способен подготовиться к собственному похищению?
— Так как мы поступим?
Белый удав рывком вскочил с постели и заскакал по комнате, одеваясь.
*
Предатели любят крыши. Как правило, там негде прятаться, зато легко столкнуть противника наземь, когда и если мирные переговоры заходят в тупик. Чаще когда, чем если.
В данном случае сталкивать будут меня. Потому что у моего визави три пары крыльев, а у меня… Отец ещё в день нашего знакомства сказал, что у меня тоже есть крылья, хоть и парой меньше, и они выросли — за первые два года жизни на земле. Но я ещё слишком неумелый и зелёный, чтоб уверенно ими пользоваться — даже на малой родине, в Верхнем аду. Пикировать вниз будет крайне скучно, этажей в Госпитале маловато — не то что лететь с верхушки Хайер-билдинг. Но встречаться на крыше моего небоскрёба предатель не пожелал. Предсказуемый. Или знает о предмете переговоров больше меня.
Мы вообще-то не тратили время на болтологию. Он показал, чего жаждет в обмен, без изысков, простым жестом. То есть он меня сграбастал одной рукой, и силищи в руке было столько, что Мать внутри меня тоже сдвинулась — на тот метр, на который меня протащило вперёд по крыше и прижало к широченной груди. Я поднял голову, невольно изумляясь. Зачем ты здесь такой потерялся? Мирок-то слишком чахлый, цель не твоего формата, пища скудная, мимо параметров. И на кой я тебе сдался? Тощий, немножко дохлый и не вкусный, под стать миру.
Его глаза со мной в корне не согласны. Гипнотизируют красотой и сумасшествием, бинарным кодом в них прописано желание. Бинарным — потому что либо «да», либо «нет», единица или ноль. Я практически завидую. Хотел бы, чтоб и для меня всё было так просто.
Мой выход. Голых жестов тут не хватит, так что я ввинчиваюсь в его пьяный мозг штопором и в подробностях рисую логово ELSSAD: медленно втолковываю, что его плотным кольцом обступит ещё с десяток сексуальных тел, которые я скрупулёзно отбирал сам, что я их возглавляю и рано или поздно тоже окажусь под крышкой главного обеденного блюда на его столе. Добавляю, что на сто двадцать втором этаже небоскрёба его золотая вишенка на торте иногда дремлет, устав от работы, и когда злоумышленнику станет совсем невмоготу любоваться ею издалека — в заранее обусловленный день и час я ослеплю систему телеметрии и сам ненадолго отведу пронзающий взгляд в сторону, чтобы сбить гончих со следа и предоставить побольше форы. Тут уж любой преступник уйдёт далеко и успеет насладиться трофеем.
Мало?
Я срезаю с надменного лица фарфоровую шелуху, нет кожи, нет мяса. Снимаю и череп. Остаётся мрак, мёртвый и обнажённый. Два фиолетовых кристалла сияют в нём одиноко и горделиво. Хочешь протянуть руку, хочешь потрогать? Не торопись, не обожги глазки. Рано врываешься, это место не готово принять тебя как гостя. Радуйся, что смотришь не как враг. Я покажу тебе свой кусок фундамента ещё и ещё, когда пожелаешь, побродишь там, всё поизучаешь. Может, даже откроешь знание, которого нет в твоих библиотеках создателя. Но взамен… я попрошу очень многое: побыть для меня не сладострастным маньяком, а проводником в забытые времена. Сюрприз: мне слили информацию об Архивариусах. Пусть Время искусственно и официально не существует, но, как и у любой синтетической науки, у него есть свой храм, жрецы и адепты. Мне нужно за картину глобального генезиса, на изнанку холста. Найти художника, прийти к истоку. Увидеть маяк и убедиться, что я рождён не напрасно. Понять, как именно рождён, по центру или по краю области Светотьмы. Я не сомневаюсь, что навечно погряз в тёмной стороне, но я хочу видеть первоначальную форму, из которой отлит. Я не рассчитываю задать художнику неприятные вопросы, но кое-какое объяснение он мне всё-таки задолжал.
Предатель медлит. Его изумление не меньше моего. Что ж, если силы равны, я потяну чашу весов на себя. Нечестно? А мне скучно — ждать трусливого и нерешительного. Готов лишний раз послушать, какой я сволочной. Болтология в бой.
— Дезерэтт, ты официально войдёшь в семью. В одном ряду с отцом, братом, с плодами восхитительного преступления. Я всё улажу.
— Нет. И ты не всемогущ. Никто не всемогущ. Смешно, ведь именно тебе позарез нужна моя помощь, Юлиус.
«Нет — не согласен» или «нет — предложи больше»? Я повертел маску безразличной надменности, не спеша прикрепить её обратно на лицо. До этой стадии переговоров я не доходил — мне ещё никто не отказывал. Но и с крыши меня что-то не торопятся сбрасывать.