Вопреки доводам логики и здравого смысла я забил на подбор новых убедительных аргументов и упиваюсь тем, какой он огромный. И речь тут не о двух с лишним метрах плотского безумия: внутри он намного больше, чем хватает глаз для обзора, и тысячи глаз мне тоже не хватит, и никому не хватит, и представить это в мозгах тоже нельзя, только прикоснуться к малой части — но с трудом, задействовав все резервы воображения. То же самое, что заставить себя по круглой солёной капле представить океан и его шторма.
Я представил. Дезерэтт мог бы устлать собой тьму, пышным ковром цветов и поцелуев, заполнить всю. Мог. Не захотел.
— Я прошу. Не приказываю.
— Ты торговался. — Серафим загнул правое верхнее крыло.
— Я прекратил. Понял, что с тобой так нельзя.
— Ты проиграешь на моей слабости, малыш. Выбери силу.
— Я перестаю понимать, о чём мы спорим.
— Во дворце Люцифера с пониманием у тебя проблем не было.
— Мы настолько топорно подходим к вопросу горячей химии между нами? Ты к этому всё сведёшь? Ты раб своего желания?
— Ты узнаешь меня достаточно, чтобы не путаться в градациях желания. Но мне нужно, чтоб ты этого захотел. Чтоб перестал заботиться сугубо о своём интересе. — Дезерэтт симметрично загнул левое крыло. У меня мелькнула любопытная мысль, что для него это что-то вроде загибания пальцев — невербальный сигнал, чуть ли не мимика, только не лицевая, а… И симметрия жеста как бы сообщает, что он согласен. Но я могу ошибаться.
— Посягаешь на мою душевную близость? Это — предмет сделки?
— Мы опять торгуемся?
— Нет. Моя душа живёт в другом теле, Дэз.
— Я хочу лично убедиться. Дай мне десяток лет.
— У меня нет выбора. Ты диктуешь условия.
— Мы можем разойтись, каждый останется при своём.
— Но только ты способен мне помочь. И ты без зазрения совести пользуешься этим.
— Как и ты. Всегда готовый выслушать, что ты сволочь, но получить желаемое.
— Мысли… — читал меня с большого расстояния, чёрт возьми.
— Чувства… — Он улыбнулся, серые расплавленные глаза разверзлись многоугольными игольчатыми дырами. Не нравится, а всё равно смотрю. Неповторимый ад в миниатюре.
— Так сильно хочешь меня, ангел-преступник?
— Так сильно боишься проиграть, демон-солдат?
Вот сейчас мне пора одуматься и отступить. Говорили, он дурак. Ну да, конечно.
— Пусть это будет настоящей игрой. Введём в неё правила. У каждого в рукаве будет чёрно-белый джокер. А на лоб приклеена самая провальная комбинация соперника — его уязвимое место. Я пишу тебе своё, ты легко угадаешь по количеству букв.
Дэз сотворил из ночного воздуха красный маркер и игральную колоду карт. Я выбрал бубновую двойку, быстро и неразборчиво черканул “Angie”, перевернул рубашкой вверх и уголком сунул под край приваренной к его лбу микросхемы.
— Мой черёд. — Он вытащил крестовую двойку и… странно, букв было столько же. И начиналось тоже на букву «А». Сераф послюнявил карту и припечатал мне между бровей.
Обычно заключение сделки завершается рукопожатием. Зачем меня целовать? Но он выглядел довольным. Я подавил позыв вытереть губы.
— Когда ты отведёшь меня к Архивариусам?
— Когда Ксавьер будет моим.
— Пока он будет в твоей власти, ты меньше всего захочешь отвлекаться на мои капризы.
— Верно. Но ты большой мальчик, я отворю тебе дверь поезда и вручу билет, и пока все будут меня ловить, проклинать и материть, ты самостоятельно отправишься в путешествие к центру зарождения мира.
— Значит, не до и не после? Во время суматохи?
— А что тебе не нравится? Ты слишком важная фигура, чтоб пропадать в мирное дежурство, тебя быстро хватятся, вопросов не оберёшься.
— Никто не посмеет допрашивать меня.
— Двойка бубен очень даже посмеет. Знаешь, Ди, почему я согласился? На джокерах мы напишем те же имена, что и на самых слабых картах. В наших тайных силах одновременно скрыт источник наших уязвимостей.
— Но я ещё не знаю, где в тебе уязвимость.
— Спроси у отца? Крохотулечка демон.
Он звучно рассмеялся, довольный тем, как я скривил губы, распрямил крылья и улетел. Один взмах перенёс его за шесть тысяч километров: я нащупал его ауру сверхгиганта в Японии. Снова почти позавидовал и отклеил со лба карту. Не подсматривал, убрал в карман. Игра в разгаре, играть надо честно. Башня Светотьмы не поприветствует шулера.
*
— Эти ребята профессионально умеют делать деньги, любят деньги и не очень любят просаживать их зря. Фактически они в Гонолулу на отдыхе, но большой бизнес не отпускает их ни днём, ни ночью, и они продолжают списываться и созваниваться с главами своих финансовых департаментов, загорая в шезлонге, трахая элитных проституток и попивая холодные тропические коктейли. Они хорошо скрывают частную жизнь от посторонних, да и мало интересуют папарацци, охочих до их звёзд-подопечных, а не до них самих. Поэтому никто не знает, что два директора с заместителями остановились в этом отеле, хотя их даже регистрировали под настоящими именами. Они могут быть не рады внезапному вторжению, поэтому ты уж постарайся вдохнуть поглубже и уложиться в шестидесятисекундную речь. Прояви всё своё животное очарование, срази манерами и голосом. Не думай. Ощущай их добычей — большими жирными курами, а себя — удавом. — Темптер, превратившийся в некую свою земную копию в потертых джинсах, армейский сапогах и мотоциклетной куртке, указал на белую дверь с серебряной табличкой «413», немного не сочетавшуюся с бревенчатым домиком в кантри-стиле. — Апартаменты пятикомнатные, не блуждай там, а сразу бегом на балкон: они сели за первый завтрак.
— Мессир, мессир! — конечно, он такой уверенный в себе и не замечает, что я сейчас от волнения грохнусь. — Я боюсь наложить в штаны. Я… да я не знаю вообще, что говорить!
— Пока я в этом облике, не зови меня мессиром, ну странно же звучит. Я Арчер.
— Они меня съедят!
— У их телохранителей пересменка, у тебя в запасе три минуты. Я в фойе покурю.
— Мессир!
Ага, где там, он испарился в своём неповторимом стиле, без следа. На крыльце под дверью лежала пластиковая карточка — они тут служат вместо ключей, вставляются вертикально в замок. С двух сторон они белые, но мою измарал красный нестираемый маркер. Чей-то крупный угловатый почерк аж сочился краской от ехидства, я услышал в голове этот холодный и засовывающий в могилу голос, пока читал:
«Ты серьёзно боишься их отказа больше, чем моего? ²»
Моё сумасшедше колотящееся сердце спотыкается и ложится. Живым мертвецом я прохожу на отнимающихся ногах путь от порога до… пожалуй, до террасы: для простого балкона тут слишком просторно и всё увито зеленью. Одна женщина и три мужчины в том возрасте, что я обычно называю «старые пердуны», сидят за овальным столом, пьют что-то, но тарелки ещё пустые. Наверное, столик из ресторана прикатит как раз их секьюрити. С минуты на минуту.
В груди появляется стук, но такой сильный, что в ушах шумит скорый поезд. Я говорю и не слышу себя, только перевожу взгляд с одного лица на другое, на третье, машинально отмечаю, что они загорелые, в меру морщинистые и… ухоженные, что ли. Выглядят в сто раз лучше, чем мать, хотя она их моложе. Смотрю на мужчин, внимания дамочки боюсь. А вдруг она у них самая главная? Но я прекращаю думать вредоносные мысли, пока рот что-то выговаривает, мои шестьдесят секунд давно на исходе, а меня не перебили, не прервали и не попросили уйти. Я судорожно вздыхаю, сжимая ладони вместе. В следующий момент я стою ногами на их столе. И, клянусь, не знаю, как я там оказался. Забрался выше перил, меня обдувает свежий ветер с океана, я вспоминаю, что мессир говорил о Луне и её приливных силах, а шум локомотива в ушах наконец-то ослабевает.
— …а демозаписи вы получите сегодня по почте с пометкой “Ice Devil”. По аналоговой, разумеется, мини-CD принесёт курьер: я не хочу, чтобы цифровые копии попали к вам в папку «Спам» и в мусор. Но их затем отправлю тоже, по первому требованию. Вы опасаетесь, что получите очередную заунывную песенку о любви в нише фальшивого independent, которая давно заполнена и переполнена, или экспериментальный арт-и психоделик-рок, который не раскупался нормально со времён Pink Floyd. Я предлагаю вам тяжёлое звучание альтернативы, намного тяжелее NIN и Ministry, но достаточно мелодичное для клубных танцполов — в сочетании с фасадом поп-бойзбэнда, который соберёт вам полную кассу и стадионы. Со мной в группе будут ещё четверо — такие же, как я. Или ещё лучше. Всмотритесь, а я ведь даже не вокалист. Я разговариваю как ребёнок, и вы можете смеяться надо мной — я не обижусь, я и есть ребёнок, который предоставит вам генеральную доверенность от родителей на свою деятельность и право подписи. Каждый из нас хорошо знает, чего хочет. Вы получите своё. И поможете получить мне моё. Если я ребёнок, то это — мои конфеты. Я назвал цену. И если откажете вы — на гитаре, висящей у меня через плечо, заработают миллионы ваши конкуренты.