Выбрать главу

Ману закрылся от них растопыренными руками, отчаянно пытаясь не заскулить.

— Я арестован? — пискнул он, когда один из коммандеров ELSSAD, устав ждать вменяемой реакции, приблизился и взялся за его локоть, заставляя отнять руку от лица, разогнуть спину и идти. — Куда вы меня ведёте?

Шеф «диких кошек» молчал. Потому что другой шеф просил его об этом глазами, глубоко запрятанными под чёрные поляризующие стекла очков. Спектакль с немыми провожатыми продолжался минут семь — ровно до конца прогулки по немаленькому аэродрому, на краю которого троицу ждал автомобиль.

— Я никуда не поеду, — привычно захныкал Мануэль, упираясь и не давая запихнуть себя в салон на заднее сиденье. — Я ничего не сделал, суки, пустите, я хочу домой!

Ещё до полной посадки конкорда, когда невесомость сменилась немилосердным ускорением, перегрузкой и манёвром с торможением, он вынужден был во всех смыслах спуститься на землю и понять кое-что о своём положении: на голубой планете его никто не ждал с распростёртыми объятьями. Ему решительно не к кому было пойти — кроме столь прилежно, долго и непрерывно презираемого старшего брата.

Если выписанный на руку телефон Ману изначально собирался использовать, чтобы похвастаться Ксавьеру о своей крутости и самостоятельности, то теперь, под конвоем, он мечтал о звонке как о последнем желании перед казнью. Он не подозревал, что настоящее шоу ещё впереди: немая его часть как раз закончилась. Братья-киллеры сочинили диалоги экспромтом, не репетируя.

— В карцер его? — вполголоса спросил Демон, садясь за руль.

— Там слив чинят, — живо откликнулся Ангел, всё ещё запихивая Ману, похожего на дрожащего паучка, в Феррари. — Сточными водами пахнет, крысами, сероводородом…

— Но на электрический стул рано, техник только в полдень придёт, болты подкрутить.

— К-какого… — просипел маленький удав, в момент обмякнув и прекратив сопротивление. Ангел почти швырнул его на обтянутый дорогущей кожей диван и захлопнул дверцу.

— Кража почты — ещё не самое тяжкое преступление, — сурово продолжил Демон, пока машина бесшумно выезжала на трассу. — А вот кража воздуха из чистых воздухозаборных решёток…

— Ты представляешь, сколько кислорода зря улетело в космос, пока он выдыхал его своими злодейскими ноздрями? Бумага в конвертах могла задохнуться! Испортиться!

— Мне кажется, нужно вызвать техника пораньше.

— Точно? Он начнёт ворчать, что из-за нескольких расшатанных болтов и в такую рань — на работу. Но когда увидит, кто это сделал, когда поймёт, когда ахнет…

— Достаточно, Энджи. Мальчик в обмороке, — чёрный коммандер вывернул руль, притормозив на обочине, и включил аварийку. — Куда доставим?

— Обратно матери на Марс, куда ж ещё.

— А что, если…

— Нет.

—…в его побеге есть…

— Нет.

— …нечто большее, чем хулиганство? Зерно здравого смысла? Зарубка на перспективу? Покажем мелкого Мастеру. Определим в экспериментальный класс. Если он забрался так далеко не случайно.

— Его вены-струны и твои зубы-смычки расположились уже непозволительно близко. Начинаю угадывать эту мелодию, Ди. Нет.

— Но если просто представить…

— Я отдамся тебе сегодня снова. Позволю отщипнуть ещё кусочек от разодранной плоти воющего не восстановившегося Равновесия. Позволю украсть ещё пару глотков чистой концентрированной крови. Позволю это и ещё немного другого. А его — верни матери.

— Ты настолько боишься будущего?

— Прошлое в забвении, а будущее в затмении. Я настолько боюсь тебя в настоящем. Боюсь чужой боли. Потому что она никогда не чужая. Вся боль мира принадлежит мне.

— Вся боль мира тебе подвластна, а не принадлежит, не причиняется ежесекундно. Разве ты Мессия для них? Разве ты…

— Страдаю? — Ангел насмешливо наклонился, глядя на близнеца поверх очков. — Ты ведь не знаешь, что такое страдать. Как я тебе объясню, — он отклонился обратно, полностью облокотился на спинку кресла. Безучастно посмотрел на пустое шоссе. — Вырубай аварийку.

*

Ты счастливчик, ты безумный беспардонный счастливчик, мальчик, родился под правильной звездой. Ты мне почти нравишься этим.

Почтовая ракета летает дважды в день. Но это не одна и та же ракета. Первая нуждается в замене батарей, дежурной проверке всех систем и в полном багажном отсеке с новой корреспонденцией. Потому нам нужно дождаться второй, она стартует только в 16:27 и везёт не письма, а бандероли. У тебя есть время, чтобы стать моим маленьким нескучным призом, чтоб произнести свои странные слова и поплатиться за них. Я аккуратно войду в твою хорошенькую золотоволосую голову, незаметно узнаю, чего ты хотел. Ты собирался просить убежища у старшего брата, тебя нужно доставить в особняк, где он живёт. У Ксавьера выходной, сегодня ты не найдёшь его в Хайер-билдинг. Заберись в дом во время первого завтрака, произведи фурор. Стань причиной скандала за десертом. Ты ведь хочешь меня? Достаточно сильно хочешь?

Я осторожно толкну тебя в грудь, чтоб разбудить, чтоб вытряхнуть из клещей обморока. Не кричи, о, только не кричи. Я не люблю посторонние звуки. Замри с запертым ртом, вот так. Сиди тихо, таращи глазки в окошко. Я привезу тебя куда надо. И Ангел мне не помешает. Не успеет.

Сделка очень жестокая. Я отказался от его божественной наготы, от его крови! Ради тебя. Кто-то поверит, что ты стоишь этого? Да. Да… Если тебя я сожру одним укусом. Целиком.

Комментарий к 7. Алоха Гавайи, или встречайте преступника цветами

¹ Японские авиалинии.

========== 8. Особняк дьявола, или спектакль на четверых ==========

——— Часть 1 — Агнец божий ———

Ненавижу их, блядь. Напугали до отключки. Ненавижу и хочу… того, второго. Бля, до чего же он хорош, тварь с лицом как у суперзвезды. Джим Моррисон нервно курит в переулке. В зал славы рок-н-ролла такого спиздить и…

Но хотя бы трусы сухие. Сзади и спереди. Куда мы едем? Долго что-то… нет, не долго, просто скучно уже пыриться в окошко. Ворота, сука, и года не прошло.

Красивая домина! И сад! И огород, наверное! Зашибись! Бассейн огромный, размером с море, хочу туда бомбочкой, хочу-хочу! Ну куда в гараж тёмный, хны…

Так, морду попроще. Он вышел из тачки, сейчас меня вытряхнет. Он или брательник противный? Блядь, да почему у всех классных типов отстойные братья?! У меня, у него…

— Выходи? — А голосом спросил, будто хоронить меня уже собрался, на этом самом месте. У-ух… ну до чего же, до чего… ты… Я сам к тебе тянусь всеми граблями, как ебанутый приставала, с горячим шевелением в штанах, а ты… ты мрачняковый до усрачки, как долбаный истукан острова Пасхи. И такой же непонятный, хуй разберёшь, что у тебя на уме, мокрушник. Крутой, крутецкий, я сейчас задохнусь в твоём запахе и сдохну-у-у…

*

Мышонок. Нет, цыплёночек. На цыплёночка похож сильнее. Жёлтенький. Уткнулся в меня, въехав головой в грудь, и ещё в бедро лапками вцепился намертво. Едва сдерживаю улыбку, чтобы Энджи не бесился и не думал, что это я его таким сделал. Не я. Он сам.

Душа моя, ты не хочешь понять. Смирись. Не ребёнок он. Колбасит его не по-детски.

Повёл, точнее, потащил трапезничать. Жерар обрадуется, заполучив ещё одного дистрофика. Но этот хоть будет есть за четверых, за сладости земные мать продаст и малую красную родину.

Ксавьер спиной сидит, отлично. Мне не нужно говорить тебе, цыплёнок, что делать, не правда ли? Ты не выносишь брата, ты устроишь ему театральный выход из-под стола, в одеянии из серебристо-фиолетовой скатерти. Напугаешь его, как напугал тебя я.

Я незаметно отойду из партера в ложу. Возьму бинокль. Ведь с высоты сцену видно лучше, сразу всю.

*

— Ещё какао, месье? — чопорно вопросил Жерар, с готовностью наклонив кувшин к полупустой чашке оборотня.

— Нет, что ты, я же лопну, — ответил Ксавьер на автомате, полностью сосредоточенный на группе недостроенных символов, крутившихся в центре зеленоватого дисплея. Минибук не толще крыла стрекозы привычно крепился на его левом предплечье. Работал он всюду: и дома, и в дороге, в Хайер-билдинг, казалось, что круглосуточно. Трудоголик? Или поехавший гений?

Ману, наблюдавший под столом в основном за его неподвижно скрещёнными ногами, обутыми в мягкие чёрно-розовые тапочки-сердечки, испытывал стойкое желание пихнуть его, отдавить ступни и наговорить что-нибудь из тех гадостей, которыми они потчевали друг друга всё детство. Почему он не может просто задушить его и остаться… вместо довольно-таки унизительной просьбы об убежище.