«Ну хоть отпала необходимость наезжать на тебя с упрёком, почему ты от меня всё скрыл. Я бы тоже скрывал как можно дольше. Но это был мой архиепископ. Чистый. А ты его запачкал и угробил».
«Знаю. Прости. Я, разумеется, загубил ему церковную карьеру, почти наверняка испортил и сломал жизнь — не удивлюсь, если он так скажет — но я не пачкал его душу. Если бы она была запятнана, Тьма съела бы его с удовольствием и ещё добавки попросила».
«Господи, час от часу не легче. Для него найдется исцеление?»
«Это не болезнь, чтоб Хэлл от неё лекарство на своих горелках варил. Но падре страдает от индуцированного перерождения. Повторюсь: приди и успокой его воющую душу. Ей больно, она распорота надвое, натрое, на множество кричащих лоскутов, и они не спешат срастаться».
«Иду…»
Я проводил его сияющую ауру — Ангел красиво мчался по небу, как и полагается всем солнцам, даже длинноногим и углеродистым — спустился в офис и закурил. В Хайер-билдинг тишина и покой, у инсайдеров и ЦРУ выдался нежданный выходной. Я слышу лишь, как чужие сознания воюют с внутренними демонами, кто с кем — праздность, жадность, гнев, зависть и уныние. Скоро я явлюсь демоном похоти к одному из них. Раньше, чем планировал.
— Эта гнусная пародия на Сайфера издевалась, спрашивая, какого черта я…
Прижал к страдальчески скривленным губам указательный палец. Твоей ярости точно необходимы слова, Бэл? Нет?
Дальше он раздевался молча и толкал меня в кресло — молча.
Комментарий к 37. Лицедеи, или тут разгребали последствия
¹ Так Эстуолда шутливо и неофициально окрестили оборотни, чтобы отличать в разговорах от мастера-инженера. Официально же оба носят одну фамилию – Тэйт.
========== 38. Семья или дружба, или другие заблуждения ==========
—— Часть 3 — Вероотступничество ——
Мы уехали без проволочек. Меня вели по переполненному аэропорту бережно, как ребёнка, держа с двух сторон за руки. «Мамочкой» был Виктор, папой — Фабрис. Дарин шёл позади, защищая тылы, а багажом заведовали два безымянных техника-звуковика. Почему только эти трое? Алекс Вега не летит, это я понял без дополнительных разъяснений, когда он покидал студию вместе с ребятами, но те пошли за пиццей в одну сторону, а Вега — в противоположную. Он ни с кем толком не попрощался, а со мной и вовсе не разговаривал. Что ж, если ему с нами не по пути в прямом и в переносном… мне горевать, что ли? Его лысину и серьёзные щи я всегда недолюбливал. Зато перед самой погрузкой в самолёт объявился live-барабанщик по имени Марк, тоже лысый и сосредоточенный швейцарец, похожий на умную крыску в очках. Я прыснул от своих неуважительных ассоциаций, чем потревожил спутников, погружённых, казалось, в глубокие и серьёзные думы о чём-то недоступном мне, исконно человеческом.
— Всё нормально, — ответил я на взволнованный взгляд Лава. Стеснительно отнял у него руку, хватит держать. — Послушай, часа полтора назад ты сомневался, не мальчик ли я лёгкого поведения, подцепленный Фабрисом в квартале соответствующих услуг или выписанный через интернет. Потом ты сомневался, стоит ли брать безвестного желторотика в тур, хотя я пришёл, как пришёл бы любой по объявлению «Требуется гитарист». Я не войду в группу на постоянку, но я хочу узнать, каково это, чтобы заново собрать собственный коллектив и руководить им… умело, как это делаешь ты. То есть я начну учиться, хочу наследовать твой стиль лидера. Относись ко мне как к рядовому музыканту, ты не нянька. События вечера внесли сумятицу, готов поклясться, вокруг вас не каждый день умирают люди, вы держитесь молодцами, хотя, подозреваю, в вашем железном спокойствии повинны четыре бутылки крепкой лимонной настойки, а шок — ещё даст о себе знать. Пожалуйста, запомни — я в порядке. Правда. Там, откуда я родом, смерть ходила за нами по пятам каждый день. А другие вещи, случившиеся в студии… я был к ним готов.
О последнем я врал, конечно. Резкое, сумасбродное и отвратительно животное влечение к французскому волосатику оставили на мне сальное пятно позора. Прокручивая в башке шаг за шагом события, разыгравшиеся в студии, я никак не мог взять в толк, почему и какого хрена вообще согласился на секс. Почему так легко?! Я незаметно принял наркотики? Был одурманен, отравился незнакомой едой? Последствия надрезов, побочный эффект анестезии, какая-то чертовщина в самом Вильнёве? Или всё вместе? Ну-ка…
А ведь я не мог прочесть его мысли. Но небрежно забил на это, не проверив и погрешив на несовершенство телепатического аппарата. Сейчас, немного напрягшись, я слышу любого и любую в радиусе десяти метров. И собак, и попугайчиков в специальных переносках.
Виктору отшибло дар речи. Он начал испытывать ко мне слабое влечение, он считает мою внешность потрясающей, совершенно не соответствующей той умной дребедени, что несёт мой рот, ему было некогда разглядеть в студии, он слишком злился на Дарина, на проволочку с визами и на пятьсот неприятностей поменьше, и я казался ему одной из этих проблем. Паспорт Йевонде принёс курьер за минуту до выезда, у меня есть подозрение, что с бумагами расстарался кто-то из наших, но концы в воду, ничего не доказать. Мы летим — и спасибо дьяволу за это. Уселись в кресла по три в ряд, Вик слева, Фабрис справа. Вик разглядывает меня во все глаза, ещё немного, и я начну бояться, что он разгадает, кто я. Я с удовольствием признался бы… если б это не влекло за собой адскую катастрофу.
— Фаби? Ты тоже не обязан нянчиться со мной, — я требовательно повернулся к нему, и опять никакой реакции. — Да что с вами, парни?
А вот что: Фабрис размышлял о душевой кабинке. О моей заднице. Он крайне честен с самим собой. Мечтает о ночи в Нью-Йорке. Сразу после того, как они перекинутся парой слов с The Birthday Massacre, с кем делят завтрашнюю сцену в Ирвинг-Плаза, он уйдёт в свой номер и всласть надрочится, представляя, как раз за разом овладевает мной. Две позы выглядят интересно и свежо (хотя до порочной глубины извращённости мокрушника не донырнуть никому). Фабрис не собирается делать реальных поползновений в мою сторону, считает это невозможным. Правильно считает. Но кончать на мой светлый образ никому не запрещено. Он ещё не бредит этим, но скоро будет. И ему нравятся очертания моих ног в узких джинсах, однако намеренно он себя ими не распаляет в нетерпении и не пялится.
Я улыбнулся, прикоснувшись к его напряжённому бедру. Вот вам и «серьёзные думы» двух взрослых мужчин.
— Эй, носатый! — позвал я громко, вырывая гитариста из порнографических грёз. — Расскажи о себе что-нибудь. Такое, чего никогда не прозвучит в интервью.
— Он отвратительно делает пасту, передерживает в кипящей воде, — вмешался Дарин с кресла у иллюминатора, позади Виктора. — Он хочет собрать коллекцию ручек из разных стран, где мы ещё будем с ним гастролировать, при этом он ненавидит чашки, которые дарят сувенирами по поводу и без. У него есть старшая сестра, она художник, работает в детском саду на Сардинии, в Кальяри, ты вряд ли слышал об этом городке. Много рисует с детьми, и его тоже учила. Поэтому Вик поручил ему оформлять всякие плакаты и объявления. Фаби сделает обложку следующего альбома, если не поленится.
— Ты взломал его профиль на myspace? — позёвывая, спросил Виктор.
— Незачем ломать, его пароль из четырёх символов прекрасно подбирается безо всяких ухищрений, — радостно ответил Дарин.
— А какого размера одежду я покупаю, знаешь? И марку трусов? — огрызнулся Фабрис. Я сжал его бедро, успокаивая и переводя опять внимание на себя. — У меня всё скучное, amico. Долго играл в нескольких малоизвестных бандах, подрабатывал моделью, пытался учиться в колледже…
— Рекламировал модные трусы, — вставил Дарин и не получил по шее только потому, что Виктор не хотел его бить, а Фабрису через меня было неудобно тянуться.
— Да, пока ты блевал за сценой перед каждым выступлением, — Фаби некрасиво сморщился, изображая, наверное, тошноту. Но видение моей руки, ползущей по бедру выше, к его члену, пересилило его раздражение. — Зачем тебе пустые подробности, малыш? Если мы скоро попрощаемся с тобой.