— Последнее искушение — это Эмили, — продолжил он инструктаж. — Ты ей понравишься, Ману, тут к гадалке не ходи. Не дай себя обмануть и окрутить. Молодые американки — те еще штучки. Готичная американская лолита — холёная умная су… штучка втройне. Без обид, мы её любим, конфликта не ищем, но всегда к нему готовы. А, да, вокалистка BM тоже ничего, но старше и сильно проигрывает на фоне Эмили, так что опасности не представляет. Пьяных мужиков мы берём на себя. Просто держи рот на замке, особенно не пой в караоке. Не слушай дурака Йевонде и не расслабляйся.
— Нигде не расслабляйся, ну, кроме постели со мной, — дополнил Фабрис, отсмеявшись. Достал с верхней полки мой рюкзак, сунул туда блокнот, передал мне, помог надеть. Вручил свою руку, опять будет папочкой. Что ж, я не готов, но разве можно приготовиться к панике?
Самолёт, минут десять катившийся по посадочной полосе и рулёжным дорожкам, наконец остановился.
*
— У меня гражданский вызов. Примешь?
— Кто-то выиграл в лотерею. Да.
Раз в месяц я отправляюсь на материк в маске народного мстителя, караю несчастных уродцев, которым не повезло в жизни и они заделались плохишами. А иногда натыкаюсь на больных извращенцев, которых нужно укоротить на целую голову, чтоб они ею не думали о маленьких детишках — или на длину члена, чтоб они опять-таки не думали им о тех, кто не в состоянии дать отпор. Список девиаций в целом скуден, большинство вещей, возбуждающих род человеческий, хоть и мерзковато пахнут, но не уголовно наказуемы. Всего раз мне попался любитель гуро, сношавший отдельные матки и влагалища голыми и мокрыми от крови, то есть свежевырезанными из тел жертв. Я тогда подивился его умелости и навёл справки, не хирург ли он случайно. Почти — оказался мясником. Для суда и тюрьмы я оставляю обычно только безобидных воров и домушников, но тот редкий поехавший экземпляр захотелось как-то сохранить для потомков в назидание и устрашение — и я отправил голову ублюдка в герметичном контейнере прямиком на лабораторный стол мастеру. Кто-то скажет, что коллекционировать ДНК отбросов — очередная моя блажь и я пресытившийся дьявол в самом плохом смысле этого слова: не ровён час, его клонируют и отпустят обратно в город с мясницкими инструментами развлекаться. Но мы договорились с Хэллом сохранять разрозненные закодированные фрагменты ДНК, обратно Шалтая-Болтая не собрать. Его файлы, если однажды кто-то захочет раскодировать, сгодятся для мутации и генной пересадки разве что в помидоры или в баклажаны. Мы изучаем встречающиеся угрозы для пополнения банка данных, но не пытаемся превратить их в оружие, наступая на грабли подобно многим учёным идиотам до нас.
Я прибыл на место, как обычно, следуя чистым координатам широты и долготы, почуял неладное и сверился с картой: окраина города Виктория, Британская Колумбия.
— Дорогой, что за фокусы? Я в Канаде вне закона.
— А то я не знаю, — донёсся из сотового довольный голос Энджи. — Но тебе всегда было, есть и будет наплевать. Ты — закон. Иди верши правосудие на свой вкус и цвет.
— Почему? Кто вытянул выигрышный билет?
— Шелборн-стрит, дом 4298. И почему я должен лишать тебя сюрприза? Иди и насладись. Шагай, шагай, бодренько.
Жилище типичное для представителя нижней прослойки среднего класса: коттедж на два этажа под двускатной крышей, серебристый Шевроле универсал на парковке, квадрат газона для барбекю, над гаражными воротами прибита красная баскетбольная корзина. По тротуару мимо коттеджа продефилировала пожилая семейная парочка с золотистым ретривером на длинном поводке. Обсосали меня взглядами до сахарных косточек — во главе с собакой. И всё. На лужайке за домом и перед домом ни души, в окнах ни огонька, хотя дело к вечеру.
Заборов и дополнительных калиток не имелось, я просто прошёл по нестриженой траве и толкнул дверь. Не заперто, без следов взлома. Холл загромождало старое механическое пианино, в кухне-столовой на стуле главы семьи восседал большой плюшевый зайка с синим носом, ванна-туалет неинтересно, чулан заперт, мебель веранды зачехлена на зиму. Вернулся в холл. Нашёл маленькую гостиную. Присмотрелся к фоторамкам на комодах и к картинкам на стенах. Нахмурился, прошёл наверх. Перерыл три спальни и ещё один санузел, нахмурился сильнее. Значит, подвал. Чёрт возьми, но и там никого. Нигде ни намёка на тепловые сигнатуры, я начинаю злиться.
— Фу какой ты несобранный и невнимательный, — мелодично проворковал брат. — За домом есть надувной бассейн. Он перевёрнут, вода вся вытекла и впиталась в землю. Проверь, кого им там накрыли, неумело спрятав.
Бассейн валялся на самой границе участка. Под ним — три тела ничком в грязи. Два рядом, одно сверху, уложены крест-накрест. Волосы и лица так извазюканы, что я подтащил всех троих к дому и тщательно окатил из садового шланга. Отмылись с четвертой попытки. Мальчики, подростки, лет четырнадцати-пятнадцати, довольно красивые. Двое — близнецы, с синюшными следами на шеях от длительного удушения. А третий…
— Где родители?
— Уехали вчера в Ванкувер на свадьбу близких друзей, вернутся в понедельник. Их родные сыновья — та двойня. Присматривать за ребятней оставили убийцу. А третий пришёл на свою беду к ним в гости. Преступника ты без проблем найдёшь. Но главное не это ведь, правда?
Я зашвырнул телефон в болотистое месиво под ногами. Снова и снова безнадёжно разглядывал близнецов. Одежда в полном беспорядке, но не порвана: пуговицы на месте, молнии не сломаны, штаны расстегнуты, но не спущены полностью, футболки и худи задраны, чтоб были видны соски, но без намека на попытку сорвать их с тел. Губы сильно искусаны, под ногтями кроме земли застряли частички чужой кожи, но синяков и царапин нет. Стройные шатены с остекленевшими голубыми глазами, девочки все небось кипятком ссали.
Третий парнишка сильно отличался типажом, белобрысый и немного нескладный, в ботанских очках, сломанных на дужках и с размаху вбитых в хрящ переносицы, толстые линзы треснули, но не осыпались. С обезображенного лица мне долго пришлось отмывать кровь, вправлять вывих носа и реконструировать в воображении облик в целом. В отличие от близнецов, он был голым и сильно избитым. Его гениталии… долго искать не пришлось — лежали в Шевроле, в багажнике, в переносном холодильнике для пикников. Там же валялся острый садовый нож, которым срезают кору с деревьев — очевидно, первое же орудие, попавшееся палачу под руку. Он пригодился не только для кастрации несчастного — со спины, ягодиц и частично рук была содрана кожа. Её мне найти не удалось. Зато здорово разозлила последняя находка-улика.
— Гитара?! Ты серьёзно, любимый? Зачем ты подстроил всё?
— А что такое, любимый? — ровно тем же тоном переспросил Ангел, и я услышал, как он затягивается моими, сука, сигаретами, хотя курить ему нельзя! — Ты восстановил события на месте преступления? Неужто кровь в голову ударила и зрение застилает? Ну, давай я помогу. Братья любили этого соседского парня-гитариста. Его Ирвин зовут. Оба влюбились — они же близнецы. Но тот, который Аарон, положил глаз первым и встречался открыто. А тот, который Мозес, опоздал и молча хотел того же самого, не решаясь признаться. Сегодня, пользуясь тем, что все взрослые удачно свалили, Мозес отправил брата за пивом и воздушной кукурузой и попытался соблазнить блондинчика Ирвина. Тот не сопротивлялся, думая, что это игра и Мозес прикалывается. Когда Аарон вернулся с пивком, он всё понял. И не препятствовал. Знаешь, им крыши снесло от переизбытка гормонов и невероятной пикантности ситуации. Вместо ссоры, заправившись алкоголем, они начали ласкать друг друга втроём. Но они так увлеклись, полупьяные и раскрепощённые, что забыли — после бейсбольного матча, по уговору с заботливыми предками, к ним наведается отец Ирвина и позаботится, чтоб они учили уроки, а не устроили на уик-энд вечеринку со знакомыми малолетними шалавами. Он и предположить не мог, что предпочёл бы видеть их в компании голых шалав, а не в компании друг друга. Он так рассвирепел, что не сможет рассказать, чем он занимался последние три с половиной часа. Детям его соседей досталось по минимуму, хотя шейные позвонки не сломались и задыхались они, повешенные, медленно. Подонок стоял и любовался этим, ничего не делая, не добивая, но и не вынимая из петли. Покончив с ними, своего отпрыска он наказывал очень, очень изощрённо: истязал тихонечко, без ругани, не орал, чтоб пол-улицы не сбежалось, а ожесточённо шептал, что вырвет и вырежет из Ирвина всю дурь. Ты ведь найдешь детоубийцу по кровавому следу в два счёта, правда? Алло, Ди, ты меня слушаешь?..