— А на первом этаже что?
— Самая оживлённая часть дома: кухня, огромная столовая, часть библиотеки — книги можно найти на всех четырёх этажах, но основные читальные залы на втором — бильярдная и что-то типа домашнего казино-филиала. И, конечно, холл, переходящий в длинную гостиную. Он отличается от всяких приёмных покоев, которые мне довелось уже видеть, тем, что там мягкая мебель с белоснежной обивкой. И если ты пришёл грязный и вонючий, как-то не решаешься присесть: сначала почистишься, ботинки снимешь и в душ. А после душа внизу сидеть глупо, в другие комнаты отдыхать тянет.
— Старик-папаша, я смотрю, довольно циничный и с юморком, — Фабрис заинтересованно перегнулся через Дарина ко мне. — Тиранит вас всех?
— Ну… нет. Повар и остальная прислуга живут в прекрасных условиях, не хуже, чем в пятизвёздочном отеле, хотя изначально мне это представлялось тесными и тёмными каморками. Америка, равенство, — я улыбнулся, отлично понимая, что мессир папчик не за просто так разместил Жерара, Иэна и Сесиль как королей. Наверняка они несут пожизненную службу, и это не… работа, а настоящий долг. Как отдавать долг родине (фу, как пафосно звучит), только долг дьяволу. — Бальный зал ещё есть. Я не прикалываюсь. С зеркалами, канделябрами и оркестровой ямой. И отдельно комнаты для занятия творчеством, там рисовальные принадлежности, рояль, глина для лепки, булыжники какие-то, я не шарю, инструменты для резьбы по дереву и конструкторы. Насчёт музыки — ещё отдельно есть на втором этаже место, но там с современными наворотами, синтезаторы, электрическое пианино, драм-машины, я… то есть я всё это заказать хочу. Пока мне просто разрешили. А тот рояль — настоящий, старинный, восемнадцатого века. На втором этаже, в основном, рабочие кабинеты, компьютеры, домашняя серверная. Я спортзал забыл — он на первом. Господи, а ещё подвал есть, гигантский, два входа и один выход в гараж. Я не всё-всё обошёл, чтоб точно знать. Предназначение некоторых комнат определению толком не поддаётся. Про библиотеку я уже сказал. Ещё мне кажется, что за книжными полками есть тайная комната или много комнат с целыми потайными коридорами. Я не видел план здания, так что остается гадать. Это я не упомянул ещё о сквозной планировке кое-где — чтоб дойти до определённой комнаты, нужно пройти четыре или пять других.
— Анфилада, — подсказал Дарин.
— Да. Планировка левого и правого крыла не одинаковая, коридор один внутри между комнатами, а другой прилегает к окнам переднего фасада. Уверен, вам бы понравилось там просто бродить и изучать всё — как в музее, только ещё лучше — всякие мелкие штучки на столах, китайские вазы, наверняка древние и дорогие. Гостевых комнат полно, можно разместить целый батальон, они по назначению не чисто спальные, но многие диваны и кресла раскладываются. Меня пару раз тянуло прикорнуть, потому что на коже с тиснением, не скользкой, хорошо пахнущей… — вздохнул. Вот уж не ожидал, но домой потянуло. Не на Терру, не на Марс, не на войну — а в обитель Тьмы, пахнущую то кровью, то свежей французской выпечкой. — Я утомил вас россказнями. Да и сам засыпаю, если честно.
— Не утомил. Но если выдохся — поспи сейчас, нам ведь еще полночи тусить, — Дарин придержал меня пониже задницы, помогая окончательно на него улечься и удобно сложить ноги.
— Слышь, Виктор, наш Йевонде мамкой заделался. Соску парню предложи, а? — Фабрис изобразил явную непристойность ртом и пальцами, мне было насрать. По телу гуляло возбуждение, спать не хотелось — я так сказал просто, чтоб заткнуться и спокойно подумать. Правда, спокойно не получалось. Вспоминал Мэйва и мокрушника.
Первого я видел полностью раздетым: красивый, спортивный, облиться слюнями, завалить и трахнуть, спору нет, но — слишком доступный.
Второй ускользал не от одного лишь меня, дурачка малолетнего. И не одного меня он манил и доводил до помешательства раскрытыми воротами рубашек и пряжками расстёгнутого, болтающегося и кое-как держащегося ремня, блестящими ширинками, из которых вот ни разу ничего похабно не выпирало, и задницей, обтянутой форменными штанами, которую тоже не удавалось сожрать и облапать взглядом: слишком длинные волосы прикрывали её, нарушая обзор. Его похищающая воображение фигура была относительно чётко поймана только на фотографиях, плакатах или портретах, нарисованных его сестрой и висящих в особняке в тяжёлых рамах. А в жизни он словно находился в непрерывном движении, переливаясь, мерцая, неуловимо меняясь в очертаниях, даже когда застывал в одной позе, сидя на стуле или разлёгшись на постели, длинной сахарно-пудровой статуей.
Если я ещё хотя бы раз повторю, как дико, беспощадно и беспардонно он прекрасен, то попрошу брателлу доставить мне авиапочтой пистолет и застрелюсь. Но этого мало. И не это — секрет его власти над всем и каждым.
Можно любоваться чистой небесной красотой, не испытывая животного влечения, можно быть влюблённым в музыку, в работу, совсем другие цепочки процессов в мозгах. А к нему… это оно и есть! Грёбаное непрерывное сумасшедшее неутихаемое влечение! Похоть в квадрате, возведённая в похотливую степень, в грязи, в поту, в крови, в сперме, в синяках, мокрая от дождя и снега, валяющаяся на тротуаре, как мёртвая шлюха, на всеобщем обозрении, вызывающая стыд, «скорую», полицию, пожарных, толпу следователей и вагон трудных вопросов к самому себе. И это всё — только одно из чувств, приливающих кровью в пах, а их там ещё целая армия, разных, кидающих то в жар, то в тошноту, то в озноб.
В моём не особо испорченном воображении разбежаться-то негде, но Демон и тут постарался… вложил. Воскресают картинки близости, которые он рисовал в своих фиолетовых глазах в нашу самую первую встречу на этаже серверной. И морга там не было. И трупного окоченения, и вечной мерзлоты — ничего такого гадкого и некрофильского в его фантазии и в помине не было, не заметил. А то, что всё-таки заметил — наглухо вышибло дух из глупого растревоженного тела, и землю — из-под ослабевших ног. Чёрт, я возбуждён не на шутку! Дарин может заметить и неправильно истолковать.
— Какой план? — я повернулся боком, прикрываясь. Сильно же у меня встал, и непонятно, чем успокаиваться. — Ну, по приезду и заселению, чё как? Я не голодный, идём сразу тусить. Но предупреждаю, что не умею себя вести с людьми вашего… уровня, поэтому если не хотите, чтоб я ляпнул чего лишнего, тупого и позорного…
— Расслабься, — отозвался Виктор, опустив перегородку. — Люди как люди. А кто зазвездился, нагрубит тебе или как-то заденет, особенно по пьяни — тому можешь в морду засветить. Чтоб звёздочки натурально из глаз посыпались. Мы встречаемся в клубе “Madame X”, постаравшись остаться неузнанными, заказ на вечер и ночь, программа в двух изолированных кабинках. Эмили встретит нас.
— Программа?
— Это бар, диско и стрип-клуб, — пояснил Фабрис. — Не знаю, как ты, а нам перед выступлением необходимо сбросить напряжение. Потому что мы тоже всего лишь люди. Фанатки зачастую вытворяют чересчур откровенные вещи, что до, что после, что во время концерта — предлагают себя, и перед ними трудно устоять, если не подготовиться. Далеко не всем им есть восемнадцать или хотя бы шестнадцать лет. Законы тут суровые, понимаешь? Да ты должен знать, ты сам американец.
— А если мне двенадцать, то на сколько посадят? — не вслух, конечно, не вслух сказал и ткнулся в шершавую щёку Дарина. Ерунда, это не обо мне и не мои проблемы. Я оборотень, два года как созрел. Не бреюсь пока, но всё впереди. Неплохо вожу людей за нос. В тесной жёлтой коробке на колёсах разве что сидеть устал, начинается клаустрофобия. Когда мы уже доедем?
— За перекрестком 5-й и 18-й улиц направо, оранжевая вывеска, — скомандовал Виктор водителю и спрятал дорожную карту в карман. — Остановите как можно ближе, прямо под ней, если высадка пассажиров разрешена. Парни, мы на месте.
Как вовремя. Позволил Дарину себя вынести на руках и в шутку сказал, что теперь его черёд принимать со мной душ. Он поверил, ржака. Фаби ревниво помалкивал и помогал выгружать чемоданы, а Вик раздал дополнительные указания: