— Ключи от комнат спрашивайте у ресепциониста от моего имени, мини-бар оплачен с повторным наполнением. Соседи у нас, как и обещано, ребята из The Birthday Massacre, Рэйнбоу и Чиби, не шумные, не обижайте их. Йевонде, на парковке отеля через час появится парень в кепке и свитшоте с принтом Че Гевары. Ты знаешь, что делать, приготовь деньги: банкомат, мне сказали, за углом. Ла Нотте, удостоверься, что мы обеспечены на завтра культурной программой, я просил итальяноговорящего гида, если выписали другого — пошли его на три буквы. Ведите себя хорошо, не ссорьтесь и не курите в номере травку. Йевонде, постарайся не разочаровать меня и не устроить кокаиновое кровотечение носом в самый неподходящий момент. Я уеду с техниками проверять сцену и акустику, увезу всю аппаратуру, кому-то оставить его гитару?
Я поднял руку. А Виктор поднял бровь.
— Точно? Зачем она тебе сегодня? Ладно, забирай. Gibson, правильно. После инспекции Ирвинг-Плаза займусь финансами и другими бумажками. Развлекитесь в “Madame X” пока без меня. Эмили передавайте привет и извинения. Если управлюсь до часу ночи — присоединюсь. Но я сам в это не верю. Ману, к тебе персонально приду пожелать доброй ночи, то есть утра, и удостоверюсь, что Ла Нотте не напоил тебя до бесчувствия. Вроде ничего не забыл. Чао.
Он сел в фургон с техниками, другие такси давно разъехались. Когда ко мне вернулась способность связно мыслить и говорить, парни вовсю общались с мини-баром, Дарин быстро и небрежно раскидал грязные и чистые шмотки по шкафам и ходил по номеру в одних трусах, телик транслировал какую-то кулинарную ересь на полную громкость, а Фабрис сидел на полу под стенкой с ноутбуком, выстроив бутылки пива перед собой в шеренгу.
— Вы соображаете вообще, какой Вик у вас офигенный? Понимаете, как вам повезло? — я был почти вне себя. — Вы цените то, что он делает? Эй, алло, народ! — я со злости треснул по телику пультом, не разбил, к счастью, зато это помогло ему выключиться.
— Он всегда был таким, — ответил Дарин после довольно тягостной паузы и почесал себя за ухом бутылочным горлышком. — Он главный. И, по-моему, он прётся от избранной роли — лидера, который тащит на себе всё. Я никогда не посягал на его авторитет и не спорил с его решениями, в отличие, например, от Грэйса. Мне нравится… — он повёл голыми плечами, как бы извиняясь, — мне нравится не думать. Говорю только за себя.
— Ну, а ты, Фабрис? — я напряжённо впился в него взглядом так, что он не смог долго прятаться за ноутбучным экраном.
— Я новичок в группе. И полный профан в делах администрирования. Скажешь не сравнивать, потому что ты только вчера пришёл, но, бамбино, я не больше полугода как свой в доску. Я пришёл на гитаре играть, я музыкант, а не продюсер, сечёшь? Я не вижу ничего плохого в том, что собираюсь курнуть, напиться и трахнуть стриптизёршу. А завтра — отлично выступить, то есть сделать то, что Виктор поручил мне, когда принимал в DSI. Не думай, что я не благодарен ему. Но вещи, которыми он поразил тебя, вполне обыденны, он делает их изо дня в день. Наверное, ты впечатлился, найдя человека, который умеет что-то действительно хорошо и первоклассно, не пасует от монотонности и однообразия, несёт ответственность, а не роняет её, едва что-то пошло не по плану. К этому нужно стремиться каждому, кто хочет назвать себя профессионалом.
— Ладно, — я насупился. — Тот человек на парковке — наркоторговец?
— Продавец синтетической радости, — деликатно поправил Дарин. — Нашёл через знакомого, гарантировавшего, что товар чистый. Тебе не предлагаю, и ты тоже лучше не заикайся, а то Виктор с меня шкуру сдерёт и сошьёт пару итальянских сумочек. Как возьму всё необходимое — двинемся в клуб. Фаби, я полагаю, уже решил вопрос с гидом, и если ты принял душ — не куксись и сделай лёгкий мэйк. Хочешь, сам тебя накрашу?
Он взял карандаш и жидкую подводку, а я сел неподвижно на его колени и отрешился. Раздумывал, какие яркие и одновременно безликие гостиницы, коттеджи и отельные номера, что я посещал. Крыша над головой есть, а дома — нет. Ни уюта, ни души, жилища людей будто в вечном изгнании, с ощущением, когда нет ничего своего. Какая-то мебель, лампочки и декоративная облицовка стен не делают дом домом. Я вспоминал наши хижины из глины и плетёных веток на старой родине, украдкой вздыхал. Невозможно иметь дом всюду, это глупо. И таскать дом с собой — ещё глупее, мы же не улитки. Но мне неприятно находиться тут. Наверное, в фургоне с Виктором и теми техниками-итальянцами, с которыми я даже не знаком и не перекинулся ни единым словом, мне было бы уютнее, чем в дюплекс-апартаменте с ровно отутюженными шторками и одинаково белым постельным бельём на трёх кроватях.
— А если бы вы взяли не меня, где спал бы четвёртый участник группы? — вдруг осенило. — Что, тоже с Фабрисом?
— Не-е, — Дарин заржал и убрал карандаш от моих век, чтоб не размазать и глаз не выколоть. — На верхнем ярусе диван есть, там бы положили.
— И почему тогда?
— Ты милаха, бамбино. Тебе никто не говорил? Можно не быть гомиком и тем более не быть педофилом, но откажется поспать рядом с тобой только непроходимый ханжа или незрячий. Да и то, слепым запах твой понравится. И, хочешь верь, хочешь нет, я знаю, сколько тебе лет на самом деле. Это ничего не меняет: маленьких растлевать нельзя, даже если сильно-сильно припёрло и чешется. И даже наш великий и непогрешимый Виктор представлял себя на месте Рэ Вильнёва, но крепче сцеплял зубы. Каждый из нас представлял одно и то же. И завидовал этому больному, покончившему с собой. Думаешь, почему мы молчим об инциденте? Мы отлично понимаем, что он чувствовал после… Я бы тоже не захотел жить, попробовав раз и зная, что повторить преступление не удастся.
— Он не насиловал, — прошептал я, когда Дарин закончил красить левый глаз и перешёл к растушёвке. — У нас был договор. Я выполнил свою часть, он… свою.
— Вы договаривались о его суициде?
— Нет, тут он сымпровизировал. Соригинальничал, так сказать. И выпендрился. Психопат. Обещал отстать от меня и не ехать с вами в тур. Отстал…
— Вы что, были знакомы до встречи в Studios 7ème Ciel?
— Нет, — я непроизвольно дёрнулся, и Дарин оставил на виске тонкую чёрную полосу подводки. — Чёрт. Если бы я мог тебе объяснить. Но я даже себе не могу.
— Как он развёл тебя на перепихон с первого взгляда? Ты похож на пай-мальчика.
— Вот именно! Я не знаю как! В том-то и дело! Мудак как мудак, французский. Но сидело в его жопе шило мистическое и несуразное, не вязавшееся с обычной лягушатиной. Словно бес попутал меня.
Я ужаснулся, мгновенно привязав к этой мысли мессира папчика, мокрушника, двойника Мэйва ака дракона и всю адскую шатию-братию. Под личиной Рэ Вильнёва мог скрываться кто угодно, необязательно свои: враг семьи, враг Демона, кто-то, хотевший крепко насолить. Персонально. Очень личная месть.
— Плевать на наставления Виктора, — промолвил я непослушным языком и машинально протёр висок от лишней краски. — Можно я напьюсь? И таблеток у того дятла в кепке мне возьми. Любых, на твой вкус. Дарин? Хорошо? Пожалуйста. Я не шучу.
*
— Как ты мог, как?! Ты же свет, грёбаный, чистый и лучистый, ты моё персональное солнце, carbonis supernova, неужели какое-то зло опять влезло в тебя, прогрызло, отравило…
— Успокойся, ты объелся таким количеством электричества, что треснешь и сам сойдёшь за сверхновую, — Ангел многозначительно усмехнулся, глядя на него снизу вверх, потом неспешно встал и отряхнулся от обломков мебели и кусков штукатурки. Разного другого мусора под ногами было с избытком: влетая, брат снёс полкомнаты и пропахал в паркетном полу, а также находящемся под ним каменном перекрытии дымящуюся борозду в три дюйма глубиной. — Ну неужели я заделался мудаком? Да как я могу? Никак, моя прелесть. Зато он…
Из телепанели чудом уцелевшей от ударной волны стены выдвинулась круглая подставка, а на ней — возникло небольшое вращающееся трёхмерное изображение, фигурка в тёмном облачении с капюшоном. На груди у неё переливался ядовито-зелёный диск с какими-то письменами.
Демон узнал его мгновенно, несмотря на накинутый капюшон, и возмущённо закатил глаза.
— …может, — закончил он за Энджи. — И ты вызвал его, после всего, что он натворил. После того, как он пытался меня — и вообще-то тебя таким образом тоже! — убить. Что, неужели больше некого было, в аду кончились бесы?!