— Тьфу, — Демон уронился вперёд, звучно стукнув головой об пол. Ангел запустил руку в его разлетевшиеся на полстоловой волосы. — Та буква «А» на его крестовой двойке… Беру свои слова назад. Я идиот.
— Ненависть Ашшура не наиграна. Его требовалось лишь умело натравить. Но, почуяв дух прежней свободы, он превысил полномочия, заторопился, опьянел в предвкушении. Ты терпеть не можешь этот эпитет, но ты действительно богоравный — отпустил плута на волю, опрометчиво, да, но зато как! Тьма никогда ещё не была столь триумфальна. Ты распорол его с блеском, нанеся незаживающую рану. И толку в заново обретённой свободе, если он в непрерывной агонии, условно бессмертен, но уязвим? Он униженно пришел к серафиму. Взмолился и был сразу вышвырнут вон. Оставался последний выход — я. А я учился у лучших — у нашего отца. Но я не изверг. Ассирийца запрут на пару лет в Нижнем Аду: комфортабельный карцер, невозможность колдовать самостоятельно и пакостить по личному почину, более строгие правила призыва на Землю, усложнённая процедура восстановления в правах по окончанию тюремного срока и прочие плюшки.
— Шикарный подарок шестикрылому. А что получаешь от сделки ты?
— Ашшур пока не исцелён. Всеми правдами и неправдами ты, мой дорогой, должен попасть на концерт Ману. И плут устроит вашу встречу через «не могу» и через «не хочу». Ты, разумеется, в полном праве испортить её и навеки убить в пареньке веру в добро, в доверие и в любовь. И я даже не скажу, что я тебе этого не позволю. Знаешь человечью поговорку? Насильно мил не будешь. Я спросил тебя, кто ты, потому что сидящая в тебе смолистая ядовитая чернота — это не весь ты. Но я не в силах раскрыть твою сущность, иначе давно бы уже сделал это. Более того, я считаю и я уверен, что и Дэз не сможет, потому что эта крайне деликатная вещь не требует применения силы, тут не нужно быть богом, не нужна запредельная власть, не нужна пресловутая мощь творения. Ты — закрытая шкатулка со взрывчаткой на крышке, серафим спит и видит, как выпускает из неё в небеса двуглавого дракона, опять. Но его пальцы толсты и неуклюжи, а я ощущаю себя и вовсе безруким и растерянным, а бомба тем временем тикает: едва ты пришёл в мир, как был активирован обратный отсчёт.
— Бред. И вы верите, что для решения головоломки вам нужен маленький бестолковый мальчик с золотым обезвреживающим ключиком на длинной цепочке, раз поворот, два поворот — и ларчик открылся?
— Не золотым. И он не сапёр. Никто не гарантирует, что на тебя запал тот самый мальчик. Но он нужен срочно, нельзя больше откладывать. Он признается в любви со сцены, ты рассмеёшься и пошлёшь его куда подальше, мы выдохнем с досадой, что ключ не подошёл, и продолжим поиск.
— Нет, бред в другом, — Демон резко прекратил изображать труп и влез с ногами на обеденный стол, сев по-турецки. — Пора признать, что я неравнодушен к цыплёнку, я могу его принять, потому что захочу, и если дело примет нешуточный оборот, он останется во веки веков, аминь. Но с какой стати именно ему выпускать того двуглавого ящера, а не подрываться на мудрёной бомбе? Ты начнёшь въезжать или нет, что моя личная жизнь совершенно не связана с вашим божьим промыслом? Вам нужно абсолютное оружие, а я просто хочу потрахаться по-человечески. Для этого необязательно любить, очнись! У меня сраное влечение, понятно? Любой в моём возрасте хотел бы секса без обязательств, и ты бы тоже хотел совать член направо и налево, если бы не обзавёлся сам знаешь кем и не объявил бы себя примерным семьянином! И твоего прекрасного супруга я трахаю тоже, и любого понравившегося парня с улицы, и Мэйв, знаешь ли, уже разостлался передо мной, а твой всесильный серафим — угадай, что ещё он спит и видит в своих мокрых пророческих снах? Я много раз спрашивал отца, не инкуб ли я, и зачем он воспитывал меня инкубом, если я работаю в корпорации, а не в публичном доме. Я уже сказал и повторю: я лишь хочу, чтоб Мануэль меня выдержал и не сломался, если ему так сильно надо и так припекло моей персоной в пах и в задницу. Но это всё! Оставьте в покое мою легенду, я сам раскопаю дерьмо о своём происхождении, вы лезете куда не просят. Ашшур — конченый кретин, пытавшийся меня убить, а вы — слепые кретины, пытающиеся меня спасти. Но меня не надо спасать, я в порядке, и я устал от интриг и подковёрных игр. Серафим обещал мне пропуск в одно хорошенькое местечко, а я ему — пропуск в некое другое, обмен, точка. И, оу, ты несказанно обрадуешься, дорогой, в день, когда он созреет и воспользуется моим подарком, — киллер медленно растянул рот в кривом подобии улыбки. Показал её, недобрую, и так же медленно убрал. — А теперь меня ждёт сон и работа. Если горишь желанием скататься в Нью-Йорк — катись. Привет от меня Ману разрешаю не передавать. Первый блин комом, не удивлюсь, если и первый концерт тоже.
— Ну и козёл же ты, — прошептал Ангел, сжимая кулаки. Правда, бить раздумал, вспомнив, чем это обычно кончается, сухими губами поцеловал брата в лоб и вышел.
========== 41. Чума в вены, или людоеды среди нас ==========
—— Часть 3 — Вероотступничество ——
I‘ve never felt completeness
I’ve never felt so real
Жертвенный алтарь. Блестящий, жирный от крови десятидюймовый крюк навис прямо над моей головой. Я лежу на прохладном постаменте, мне ещё никогда не было так хорошо. Тело тонкое и лёгкое, ни грамма усталости, чудесный жар разлит до кончиков пальцев, и прохлада алтаря приносит тихое гармоничное удовольствие, от которого хочется стонать. По телу и лицу пробегают красные и розовые блики, цветомузыка гуляет залом, описывая круг за кругом, пляшет по стенам и немножко по потолку, я плавно двигаю руками и ногами в такт.
A leather belt to suppress
What no one is gonna heal
В глазах двоится и троится, тени присутствующих размыты, я никого не узнаю, но они пляшут тоже, я слышу смех и полупьяные разговоры, им хорошо, как и мне. Музыка щекочет каждый нерв, льётся удивительной свежестью по венам. Я энергично покачиваю головой, мне хочется вобрать её всю, у неё этот красно-розовый цвет, она окрасила собой каждую молекулу крови и воздуха, она прекрасна, она нескончаема… была и будет, живёт этим залом, каменным алтарём, поющими и колышущимися стенами. Моя шея — тоненький стебелёк, созданный для танца, нужно успевать попадать в такт, мне нужно ещё, ещё, и ещё.
I hunger for your life
I hunger for your soul
Крюк покачивается, цепь, на котором он подвешен, мелодично звенит, разматываясь. Изогнутая сталь нависает всё ниже, строго над моим лбом, я глаз с неё не свожу, загипнотизированный. Пятна свежей жирной крови сверкают драгоценностями. В чудных, быстро сменяющихся огнях мрачноватого диско они малиновые. Барабаны, выбивающие безумный такт, стучат топотом десятков пар ног, обутых в тяжёлые сапоги. Это чья-то чувственная армия. О Господи, на свете есть всего одна такая армия… это ELSSAD. Чёрные маски хищных птиц, закрывающие нижние половины сексуальных лиц, обнажённые пистолеты. Сейчас, на этом алтаре, под эту музыку, я отдался бы каждому из них.
I hunger for your body
I wanna gain control
По очереди.
Maneater
Отдался.
Grim Reaper
По очереди… каждому.
Maneater
Отдаться.
Grim Reaper
Замороженная сталь крюка касалась лба. Я приоткрыл рот. Язык давно прохаживался по зубам, но этого было мало, ему было тесно, и я облизывал губы, высунул язык как можно дальше, рассматривая кончик, быстро менявший цвет в фантасмагории светового шоу, под сенью стального крюка, остриём направленного на меня.
I’m searching for whom is ripe
The fat and virgin type
Двигаться. Встать. Танцевать. Зачем… А где я? Нет, это не мой голос, кто-то другой спрашивает, он заблудился, а я на месте, я вернулся домой. Руки двигаются так же плавно, из такта в такт.
To swallow all these sins
They carry beneath their skin
Красные и розовые блики на приветливых оскалах тех, пляшущих полукругом у алтаря. Они голодны. Я голоден. Раскрытые рты, блуждающие по губам языки, а губы такие сочные, я посмотрел бы, как они брызжут, лопнувшие, грубо надкушенные и надорванные.