Единоборцы, словно два настороженных барса, ходили по траве кругом, и Михайло видел за спиной черниговца то посланцев с Ярым впереди — стоят, закаменев от напряжения, — то нукеров кагана и Белый Шатёр на холме, то далёкий Белгород с крепкими воротами, за которыми скрылись посланцы кагана. А теперь вот за спиной черниговца видны вновь густые и разноцветные уже заросли по берегу Ирпень-реки: крикливая сорока металась с ветки на ветку низкорослого карагача…
Нукеры кагана — нежданный поединок урусов был им в забаву — криками подбадривали единоборцев. Впереди рослых печенегов толмач Самчуга с удивлением взирает на знакомого ему важного русича, нежадного на арабское серебро. Михайло, заглушая крики черниговца — не проболтал бы чего о Белгороде! — кричал:
— Смерть тебе, кровник! Смерть на этом судном поле!
Несколько раз он скрученным корзном удачно отбивал меч черниговца в сторону, но всё же тот сумел достать левое плечо: сквозь разрезанное платно потекла кровь. Михайло понял, что безоружным долго не устоять. Ему ведь надо не себя спасти, а, напротив, врага удержать! Но чем? Как?
«Самая малая оплошность и…» — Михайло подобрался, напружинил сильные ноги. «Свалит меня ворог, кто тогда остановит Глеба? Кинется Згар безоружный и сам ляжет… Либо печенеги вмешаются, погибнут посланцы, все помыслы воеводы Радка порушат, и крепости не стоять долго!» И вновь отпрянул на шаг — меч со свистом сверкнул на вершок от лица перед самыми глазами. «Бог неба, не выдай ворогу на погибель», — прошептал про себя Михайло.
Острая боль обожгла взмокшую от напряжения грудь — меч взрезал платно, кровь смешалась с солёным потом… Михайло прикрыл пораненное мокрое место левой ладонью — благо, рана неглубокая, устоял на ногах.
— Подлый душегуб! Преступник древнего закона! Да расступится под тобой земля! — выкрикнул Михайло, чувствуя, как липкий туман усталости — не физической, но душевной — начал обволакивать голову, застилая глаза лёгким и невесомым пологом.
И вдруг за спиной гортанный выкрик:
— Возьми, урус!
Глухой удар у правой ноги, и Михайло едва не споткнулся о длинное печенежское копьё, которое вонзилось в землю рядом с ним.
— Самчуга! — выкрикнул благодарный Михайло. — Да спасут тебя боги земли и неба!
Он выдернул из чернозёма плоский и широкий наконечник, сжал пальцами тёплое толстое древко копья с отвисшим вниз пучком тёмных конских волос.
Черниговец застыл на широко расставленных ногах. Глаза забегали с широкого наконечника копья на лицо Михайлы, словно отыскивая в напряжённых его чертах след жалости к нему, Глебу. Недолгая растерянность сменилась испугом — мечом копья не пересилить, тем более у такого опытного ратника, каким был кузнец Михайло.
— Вот теперь и будет решать нашу судьбу судное поле, — выдохнул Михайло с видимым облегчением. — Одумался, изверг?
— Нет! — от ярости черниговец уже не владел собой. — Нет! Всё едино, всех вас ждёт смерть от неминуемого…
Это были последние слова человека, надумавшего изменой добыть милость у находников, — Михайло не дал ему времени докончить.
Кузнец, забывшись, утёр пот со лба левой рукой, которой перед этим прикрывал рану на груди, — лицо испачкалось собственной кровью, пришлось подолом платна вновь утираться. Когда поднял глаза, увидел кагана. Потревоженный криками, он вышел из Белого Шатра. Рослый нукер, размахивая в опущенной руке копьём, бежал узнать для повелителя степей причину шума и кто лежит поверженным на земле.
Михайло, не глядя в искажённое смертью лицо черниговца, выдернул из сильных, стиснутых пальцев меч, подобрал алое корзно, кунью шапку, пояс с ножнами. С пояса Глеба снял тяжёлую объёмистую кису с золотом и серебром, подошёл к Самчуге, рядом с которым остановился и посланный каганом нукер.
— Убит мой кровник, черниговец Глеб, — пояснил Михайло: знал, что его слова непременно дойдут до Тимаря. — Много раз люди моего и его родов сходились на судное поле решать спор единоборством. Но у этого человека сердце не барса, а змеи. Он выследил меня, безоружного посланца, и пришёл убить. Спаси бог тебя, добрый печенег, и прими в награду пожитки врага моего — таков старый обычай: пожитки убитого достаются победителю. Без твоей помощи через коварство черниговца лежал бы на земле я. — Михайло протянул Самчуге шёлковое корзно, кунью шапку, пояс с мечом.
— Золото передай твоему повелителю! Проси от меня принять этот дар за то, что дал свершиться русскому обычаю и не помешал нам довести единоборство.