Когда печенеги перешли торг и приблизились к восточной стене, увидели дружинников у колодца. Молодой князь на какой-то миг задержал свой шаг, словно раздумывая, не повернуть ли назад. Воевода Радко заметил нерешительность посланца и сказал:
— Не страшись, достойный князь, это и есть один из наших дивных колодцев с земной пищей. Пропустите нас, люди, — обратился он к сгрудившимся вокруг белгородцам. Дружинники копьями отгородили проход печенежскому князю и его стражникам.
Князь недовольно передёрнул сильными плечами и подступил ближе к срубу — нукеры плотно встали за его спиной. Возле колодца распоряжался посадник Самсон, важный и с чуть потным лицом. Рядом же была и посадница Марфа — телом полная, под стать самому посаднику. Она разводила огонь в пяти шагах от сруба, неподалёку от изгороди бондаря Сайги, погибшего-таки, не выправившись после раны.
Посадник Самсон медленно и осторожно прикрепил бадью к длинному шесту и, перебирая по нему руками, начал опускать его в колодец.
Старейшину Воика белгородцы пропустили вперёд, и он встал рядом с воеводой Радком, не выпуская плеча Вольги. Вольга радовался, что теперь всё увидит. «Ох, какое лицо суровое у печенега! — ужаснулся он. — А глаза какие злые, — продолжал разглядывать князя Вольга. — Не смотрит ими печенежина, а кусает…»
Из-под земли раздался далёкий плеск. Вольга перевёл взгляд на посадника Самсона, приподнялся на цыпочки, как будто это поможет ему раньше других заглянуть в колодец и узнать: что же там?
Посадник Самсон медленно и осторожно начал поднимать бадью из колодца. Вокруг уже дым шёл от костра, тёплый и горьковатый. Марфа повесила над огнём кованный из меди, закопчённый снизу горшок, широкий, с высокой ручкой. Посадник ловко снял с шеста чем-то наполненную бадью и понёс к уготовленному походному очагу. Молодой князь встал рядом и с интересом смотрел, как лилась из бадьи в горшок мучная болтушка. Нукеры за спиной князя тихо и недоверчиво перешёптывались, толкая друг друга локтями и щитами.
— Подайте чаши! — раздался ровный голос Марфы.
Дружинники передали ей деревянные чаши с высокими краями. Марфа большой ложкой черпала из горшка кисель, наливала в чаши и передавала воеводе.
«Хлебнуть бы теперь, — подумал голодный Вольга. — Хоть бы один большой глоток киселя!» Он даже телом подался вперёд, но старейшина слегка надавил на плечо сухопалой рукой — дескать, не мешай!
Воевода Радко подошёл к печенежскому князю, но князь не принял чаши, пальцем указал на кисель и что-то негромко произнёс по-своему, обращаясь к толмачу Ежку.
— Просит испить из чаши, боится, не отравлено ли, — проговорил мрачный Ежко. Воевода оправил усы, улыбнулся.
— Добрó же, — сказал он и поднёс чашу к губам. Пил, обжигаясь. Вольга, глядя на воеводу, на чашу в его сильных руках, облизывал истрескавшиеся до крови губы, будто и ему кисель жёг рот. Потом Марфа в ту же чашу налила кисель и князю. Он осторожно — не обжечься бы! — поднёс чашу к чёрным усам и отхлебнул, потом ещё раз…
— Угостите и воев печенежских, — сказал воевода Радко.
Печенежские нукеры пили русский кисель охотно, а один, совсем ещё молодой — у него было надорвано стрелой правое ухо, — даже языком прицокнул в знак одобрения и протянул миску к Марфе, а сам пальцем внутрь указал: налейте, дескать, ещё. Но князь Анбал так зло глянул в его сторону, что миска выскользнула из рук, стукнулась о землю, охнула и покатилась, обрастая пылью, к ногам Марфы.
— Прошу печенежского князя к другому колодцу, — позвал воевода Радко. Печенег безмолвно последовал за ним, волоча по пыли длинный меч в чёрных ножнах. Теперь остановились на пустыре против двора кузнеца Михайлы. Вольга снова протиснулся вместе со старейшиной Воиком в первый ряд белгородцев, а протиснувшись, стал смотреть на князя. Теперь печенег сам прикрепил деревянную бадью и опустил шест колодезного журавля вниз. Опять что-то плеснулось глубоко под землёй, и Вольга чуть слышно спросил старейшину:
— Дедко, а здесь что?
Старейшина сердито сдавил пальцами его плечо, промолчал.
«Неужто снова мучная болтушка? — спросил сам себя Вольга и тут же усомнился: — Тогда почему посадник Самсон костёр не велит разжечь рядом? Так что же?».
Над краем сруба показалась мокрая бадья. Князь, перегнувшись, долго смотрел во тьму земли, будто приметил что-то. Вольга так близко стоял к колодцу, что уловил запах душистого свежего мёда и увидел, как напряглась синяя вена на шее печенежского князя, который склонился над срубом из толстых брёвен. Печенег распрямил наконец-то спину и повелительно указал на бадью — дескать, наливайте, отведаем.