Кавалером ее был Илья Ильич Филиппов. Человек это был премерзкий – с потными ладонями, как водопад, невнятной речью, где он глотал окончания и неумело неестественно грассировал. Но она не испытывала отвращения – ей было как-то наплевать на то, с кем она танцует. И поражала ее глупость других, светящихся от счастия девиц, оказавшихся в руках своих шевалье (шевалье (“le cavalier”) – кавалер. франц.). Приличия – штука известная здесь, в этом помещении, всем. Так почему тогда они все считали себя чуть ли не невестами тех, с кем танцуют. В голову им неужели ни разу не пришла шальная, но правдивая мысль о том, что их могли пригласить по просьбе родственников, из-за намерения жениться на преданном, на положении, на титуле? Глупо. Но это их дело и ей все равно. Взгляд ее стал тусклым, она потеряла силы кокетничать с Филипповым и расстались они в дурном рассположении духов. Он разочарованно проводил ее на ее место, где ожидала своих подопечных мадам Ирэн, обмахивающаяся веером и оценивающая перспективность молодых людей по их униформе. Вот тот забыл надеть перчатки – непростительно! Где гарантия, что он в будущем не забудет свою жену? Что не будет относиться к ней так же, как к перчаткам?
Завидев Жюли с кавалером, она замахала веером еще усерднее, хлопая ресницами. Что ж, Илью она знает давно и он, в принципе, неплохая партия для Жюли, пусть он и слегка бедноват, но положение княжны Нарышевой все, несомненно, исправит, тут можно не сомневаться и не бояться.
- Мадам, - он склонился над рукой попечительницы Жюли. Та легко поклонилась.
- Добрый вечер, мсье.
- Вы сегодня очень красивы, мадам. Благодарю вас за танец с Жюли.
- Только сегодня? – княгиня лукаво вздернула правую бровь, игнорируя благодарность. Жюли насторожилась и, нахмурив брови, всмотрелась, словно это даст ответ, в спину офицера. Мысли нахлынули все одновременно, так что Жюли даже боялась их забыть. Они казались ей ценными.
- Ну что вы, мадам… - Илья Ильич запнулся, покраснел и растерялся, но Жюли не успела дослушать его тираду, потому как услышала над своим ухом знакомый тихий голос. Сетуя на то, что никакого трепета она не почувствовала и сейчас, да даже не вздрогнула от неожиданности, она с улыбкой повернула голову к Печорину, так что их лица оказались в опасной близости.
- Quoi? (“Что?” – франц.) – переспросила она. Жюли специально не извинилась за то, что не расслышала. Она знала, что английский королевский двор не позволял монаршим особам говорить что-то иное, кроме "что?", когда они что-то не расслышали. А разве она чем-то хуже английской королевы?
- Говорю, что вам не идет хмуриться, мадемуазель, - Печорин улыбался. А глаза оставались такими же, как были всегда – любыми, только не улыбчивыми.
- А это, сударь, не вам решать! – наигранно вспылила она. Он ожидал, судя по всему, что она смутится и улыбнется. Что ж, она была лучшей артисткой в Смольном. Смольный вообще многому ее научил. Все интерлюдии, все главные роли – все это принадлежало ей. Пожалуй, если бы то позволяли приличия, она стала бы актрисой. Актрисой императорского театра!
- Простите, мадемуазель, я не хотел вас обидеть, - он произнес это так, словно все это было ему в тягость.
- Бросьте, мсье Печорин, - сказала он отвернувшись и раскрывая веер. Главное, чтобы он не спрыгнул с крючка, а банальные ссоры и извинения могли сделать свое дело и она это уже быстро просекла. – Я и не думала обижаться. Мне кажется, здесь для этого нет причины.
- Согласен с вами, - Печорин почтительно кивнул какому-то знакомому, что только что вошел в залу, видимо, в списке опоздавших.
- Мсье Печорин, не могли бы вы принести мне воды? - нельзя потерять его внимание. И, как Жюли и ожидала, он снова обернулся к ней.
- Миндальное печенье? – Жюли удивленно и непонимающе уставилась на Григория Александровича. Улыбнулась она только после того, как поняла суть его слов.
- Да, - она снова отвернулась и принялась обмахиваться веером, отходя в сторону от воркующих мадам Ирэн и Ильи. Она правда съела миндальное печенье и теперь ей было от него дурно. – Откуда вы узнали?
- Я и сам его не люблю, - отмахнулся Печорин, идя рядом с Жюли в угол залы. Она лукаво посмотрела на него, понимая, что это – всего лишь отговорка. Но действительно – как он понял? Но более она ничего не спрашивала. – Так что, - продолжал Печорин, - предлагаю сходить в буфет вместе.
Жюли понимающе посмотрела на Печорина. Приличная девушка не согласится. Она протянула свою руку в его, затянутую в белую перчатку, и они удалились, чувствуя спиной взгляд Таты. Так ей и надо!