- О, признаться нам было некогда! – почти крикнула Юля, смеясь и быстро посмотрев на приближающегося мужа, чтобы длинные бриллиантовые серьги в ушах ее заиграли, качаясь в разные стороны. На реакцию Таты она старалась совсем не смотреть. Ей это не нужно. Поняла ли Тата бесстыдный, пошлый намек? – Дорогой, здесь такой прекрасный воздух, не находишь? Может не пойдем в душную залу, а прогуляемся по саду?
- Конечно, Жюли, - Печорин поцеловал руку Татьяне и дружелюбно с ней поздоровался, улыбаясь и начиная было по привычке кокетничать, как до него долетел голос здоровающейся с Виктором его жены:
- Вы сегодня необычайно привлекательны, мсье Виктор, правда…
Он сглотнул и посмотрел вопросительно на Татьяну, та лишь расстроенно-смиренно пожала плечами. Печорин поспешил удалиться к жене.
- Ты еще не передумала гулять?
- Нет, нет, дорогой. До свидания, Виктор Петрович! – сказала Жюли, когда муж уводил ее под руку в сад.
- Жюли, тебя не учили молчать? - голос его был слишком резок для человека, который никогда не хотел жениться.
- Я ничего не говорила.
- Ты хочешь, чтобы нашу семью опять коснулись эти гнусные сплетни?
- А тебе не все равно? - Жюли отрезвляюще посмотрела мужу прямо в глаза. Она анализировала его состояние, не в силах даже ему подыграть. Ей было плевать на его ревность и поэтому она могла поступать так же, как он когда-то поступал, что не могло его не бесить.
- Нет, Жюли, мне не все равно! Мне уже давно не все равно! - его крик был негромким, так что даже никто из толпы не обратил внимание на пару, направляющуюся в сад.
- Как жаль, потому что мне – все равно. Давно.
- Я знаю, - Печорин как-то странно выдохнул, отвернувшись. Черт, он стал каким-то скучным. Жюли рассмеялась, а Гриша скорежился. Прохлада, благословенная прохлада, наступающая с закатом, опустилась на изумрудную траву сада, словно на ковер. В траве, под деревьями, слышалось неизменное ночное жужжание, а ласкающее слух журчание фонтана в центре сада придавало месту сходство со сказкой. Как же она мечтала жить в таком же сказочном поместье… Но что теперь? Одинокий и до пошлости роскошный особняк на Мойке. Хотя тамошняя местность ей нравится. Она к ней привыкла.
***
Ужин был ярким. В прямом смысле тоже. Жюли обвила своей рукой локоть мужа, обтянутый плотной дорогой тканью пиджака и прошла по мраморным ступенькам поместья в богато убранное, скорее логово, чем семейный очаг. Здесь пахло не любовью, а розой и бергамотом, стоящими на комодах в изящных розетках. Здесь было жарко от света свечей, но не от любви. Здесь было слишком много места, которым никто не пользовался. В семье, где есть любовь все совсем не так. Жюли тряхнула головой, так что бриллиантовые сережки, струящиеся до плеч дорогой дорожкой, закачались из стороны в сторону, увлекая за собой мочку – она не хотела думать сейчас о том, что сама виновата в том, что именно такая участь досталась Тате. Не хотела думать о том, каковы по глобальности ее игры.
Вихрь знакомств и приветствий закружил ее, так что она даже не заметила, как оказалась вдали от мужа, среди толпы людей, от которой пахло дорогими духами и спиртным.
- Да, мсье, я вас помню. Да, мсье… мадам, добрый вечер. Вы были на нашей свадьбе? Правда? Конечно! Да, да, спасибо! Благодарю, мадам. Да, поместье чудесное! Да, у Виктора Петровича знатные родственники, несомненно! Папа? Да, он прекрасно разбирается в архитектуре и, благо, у него есть средства… Великолепное место, мсье!
Она переходила от человека к человеку, увлекаемая чьими-то настойчивыми руками то к одним, то к другим. Она кивала, соглашалась и опровергала с такой же легкостью, как если бы каждую минуту ее не оценивали сияющие в свете свечей глаза толпы.
- Позвольте представить вам, мадам Печорина, моего старого друга и товарища – Станислава Зарубецкого, - сказал какой-то лысоватый седеющий мужчина с тонкой узкой головой, выдающей в нем аристократа.
- Да, - сказала было Жюли, но, увидев мсье Зарубецкого, тут же выдернула руку из цепких пальцев лысоватого мужчины с тонкой головой.
- Что с вами, Жюли? – лысоватый мужчина забеспокоился, стали подходить люди. Жюли взялась за сердце, затем за голову. Печорин увидел лишнее движение в холле и ринулся на встречу.
- Мне очень плохо, - сказала она. Печорин протянул ей руку, согнутую в локте и она, хотя приличия это запрещают, оперлась на нее всем весом. – На улицу, - прошептала она.