Послышался шорох и кряхтение с соседней кровати и Жюли метнула испуганный, от неожиданности, взгляд на сестру. Та потягивалась в кровати, вставая. Сонная, непонимающая еще ничего, она выглядела более, чем нелепо с этими растрепавшимися за ночь тонкими косами каштановых волос. Жюли нескромно хохотнула в кулак, босыми ногами шлепая к сестре, чтобы ее обнять. Иногда Жюли было так одиноко, что ей хотелось обнять всех, даже тех, что в обычное время очень холодны и отчуждены.
- Mon cher, comment as-tu dormi? (“Моя милая, как ты спала?” - франц.) – спросила Юля, ластясь к костлявой Тате, как бывало иногда раньше, в детстве. Еще до того, как она уехала в Смольный.
- Ne pas toucher (“Не трогайте” – франц.). Я спала дурно, - Татьяна отодвинула от себя податливые руки младшей сестры и принялась рассеянно рыскать руками по стеганому одеялу.
Жюли уныло отпрянула, вернувшись на свою кровать. Но потом вновь встала, подходя к двери и обернулась, глядя на Тату с вопросом во взгляде грустных глаз.
- Mon cher, я думаю, нужно позвать горничную. Я не звала ее, пока ты не проснешься.
- Droit («Правильно» - франц.), зови скорее. Quelle heure est-il? (“Который час?” – франц.) – Тата окинула спешным взглядом, все еще рассеянным с утра, стены комнаты, обитые зелеными обоями, в поисках часов. – Я надеюсь, мы не опоздаем к завтраку.
Глава 2. Происшествия у Озерцовых
Mademoiselle Китти сидела уже за столом, устланным белоснежной, как первый снег, скатертью, когда готовые к завтраку, причесанные и опрятные, mesdams Нарышевы спустились в столовую. Она покосилась на них своими голубыми глазами с по-татарски хитрым разрезом, словно зная все их проступки и явно их не поощряя.
- Bonjour, mademoiselle Жюли, Тани (“Доброе утро, мадемуазель” – франц.),- Китти даже встала из-за стола, чтобы сделать книксен. Жюли, стоявшая за старшей сестрой нервически присела, незаметно скорчив рожицу, тогда как Татьяна, преисполненная благодарности за то, что Озерцовы приютили их у себя, вежливо поклонившись проворковала:
- Merci, mon cher, et bonjour à toi ! («Спасибо, моя милая, и тебе доброе утро!» - франц.) – Татьяна прошла на свое место возле Китти. - Vous avez des lits merveilleux (“У вас замечательные кровати”, – франц.)
- Vraiment? («Правда?» - франц.) Надеюсь, что всем они пришлись по вкусу, - Китти прожгла взглядом Жюли и та, понимая свое положение гостьи, сделала робкий вид, опустив ресницы и рассматривая начищенный паркет, к которому жалко даже прикасаться каблуками своих домашних туфель из боязни поцарапать его идеально полированную поверхность.
Жюли понимала, что Катя относит этот упрек именно к ней, так как считает ее неблагодарной. Но как бы ни старалась Жюли возродить в душе своей былое возмущение и ненависть к дочке подруги матери, ей было просто все равно. Благодарить и считать себя содержанкой – увольте, ведь ее родители еще живы! Хотя, даже недовольство Кати можно было понять.
Жюли, не поднимая глаз, села за стол напротив сестры. Служанка по имени Мила быстро прошмыгнула к столу, принеся серебряный поднос. Жюли кивком и невнятным бормотанием поблагодарила ее за принесенные приборы и принялась вслушиваться в разговор Таты и Китти.
- Граф Бахметьев почтит своим присутствием бал у Валентьевых. Надеюсь, мы тоже получим приглашение, - Китти периодически оглядывала комнату своим надменным взглядом из-под полуопущенных век. Она явно ощущала себя хозяйкой положения и, вне всякого сомнения, этой гостиной.
- Да, очень хотелось бы. Ваша матушка несомненно его получит, - сказала Тата и уткнулась в рассматривание приборов.
- Надеюсь, - выдохнула Китти. – А вот и она.
Все девушки одновременно поднялись, приветствуя легким реверансом мадам Озерцову.
Ирина Озерцова была женщиной сорока лет. Элегантная и изящная, она обладала грацией кошки и достоинством королевы. На лице ее, казалось, не было ни одной морщинки, хотя они бы вряд ли испортили величественно-аристократичную красоту мадам, которая своими глубокими бархатными карими глазами и длинными ресницами пленила не одно сердце и растопила даже ледяную душу князя Озерцова, превратив сурового мужчину в веселого и беззаботного старичка.