- Ma chere, какая разница? Так ведь там будет так много знати! Многие из них видели уже на вас эти наряды. Мы ведь не бедны, нам нечего мелочиться, Василь.
- Да, дорогая, и все будут смотреть именно на эту знать, а не на меня.
- Василь!
- Qui, ma chere, уговорили. Могу свозить вас сегодня же на примерку к Мери, если желаете, - мсье Озерцов глянул из-за жены на трапезничающих девушек.
Китти мгновенно загорелась восторгом.
- Qui, papa! – она подбежала к хохочущему отцу и чмокнула его в пухлую смуглую щеку.
- Будет тебе, дорогая! Собирайтесь, mesdams, - он снова глянула на девочек Нарышевых и удалился из столовой. За ним степенно-изящно прошла мадам Озерцова, терпеливо выслушивая восхищенные причитания дочери, семенившей за ней.
***
Жюли стояла на крыльце дома, ожидая когда выйдут Китти и Тата. Холодный резкий ветер пробирался под теплый темно-зеленый чепец с шелковыми лентами, завязывающимися на шее, где величаво трепетал на ветру белоснежный мех салопа. Ударяясь об отороченный мехом воротник, носились в разные стороны изумрудные серьги, оттеняющие светло-зеленый цвет ее глаз. Муфта была под цвет шляпки, а сапожки – под цвет салопа. Но внешность сейчас Жюли не особо интересовала - ухоженность скорее была привычкой, частью воспитания, которую уже не отделить от нее при всем желании. Она без интереса оглядывалась по сторонам, уже смирившись с тем, что пока mesdams выйдут, она тут окончательно окоченеет. Небо казалось белым, но если внимательно присмотреться, было видно серовато-сиреневый тон, словно тщательно размазанный мазок на холсте опытного художника. Жюли всегда интересовало как они, эти художники, великолепно рисуют белым на белом холсте и при чём так, что сразу понимаешь, где рисовали они, а где просто виден холст. Повсюду возвышались, словно сборища кольев, острые ветки голых деревьев. Ну и конечно, какой Петербург без его желтовато-серых зданий, изящных и выстроенных ровно по линии вдоль огражденной Мойки. Мойка. Ее безмятежная гладь манила своей загадочной темнотой, сквозь которую было невозможно рассмотреть дна. В нем отражалось все, что в принципе могло отражаться, кроме того, что таило в себе его дно…
Жюли оторвалась от созерцания Мойки, почувствовав как заледенела ее рука, изящно расположившаяся на массивных ледяных перилах ограждения. Она не заметила даже, как перешла дорогу. Она опомнилась и, с растерянно-непонимающим лицом, отправилась обратно на тротуар у дома Озерцовых.
Черная лакированная карета с большими роскошными колесами прокатила мимо Жюли. И она не обратила бы на нее никакого внимания, не шевельнись на окне его бордовая шторка и не промелькни там чьи-то темные глаза, впившиеся в нее. Таким взглядом ее уже было не смутить и она не менее дерзко уставилась в ответ. Мужчина в карете улыбнулся и белые зубы его сверкнули за полоской усов.
- Жюли? – послышался за спиной голос Китти и Юля не обернулась, а лишь слегка наклонила голову в ее сторону, вопросительно взглянув на сугроб снега неподалеку. - Le connaissez-vous? («Вы знаете его?» - франц.).
- Non (“Нет” – франц.), - растерянно прошептала Жюли. Какая разница? И почему у Китти такой взволнованный тон?!
- C’est Печорин (“Это…” – франц.), - прошептала Китти, садясь в карету. – Вы не знаете? Как же?
Жюли проследовала за подругой в карету. Печорин. Пф, кто он такой, чтобы его знать?
- Несколько раз его ссылали за дуэли, - начала Китти тоном заядлой сплетницы.
- И что же?
- Как что? За них его сослали на Кавказ, а затем в крепость. А его история в Пятигорске с этой… княжной Лиговской!... Это было где-то лет пять назад. Быть может и больше. Или меньше даже. Да, вы тогда, должно быть, были в Смольном, – Китти надеялась найти в Жюли пошлый интерес, но та нисколько не изменилась в лице. Можно подумать, она не слышала в Смольном историй куда скандальнее. И не была их участницей. И это безразличие Жюли даже несколько разочаровало княжну Озерцову.
Тут и Тата забралась в карету, признаться, без особой изящности. Тогда же Китти пристыженно замолчала удрученная отсутствием интереса у своей случайной собеседницы. Княжна Нарышева-младшая устроилась у окна и уныло уставилась на пейзажи, к которым она, без сомнения, привыкнет еще сильнее. И тогда ей станет скучно...ч
***
Бал у Валентьевых давали в четверг. В радостном возбуждении прошел весь день в доме у Озерцовых, что на Мойке. Дамы щебетали, перекликались друг с другом из комнат, словно соловьи с соседних деревьев. Мсье Озерцов ходил, как маэстро, в своей привычной величественной манере, понукая слугами и делая комплименты дамам. У всех было приподнятое настроение, все дамы делились друг с другом вещами, которые в прежние времена отрывали бы от сердца и то лишь по требованию общества. Кружевные воротнички, изумрудные туфельки, изящные секретики гардероба все это кочевало из комнаты в комнату, а на утро было успешно забыто у своих новых обладательниц.