Выбрать главу

Категорически отвергая всякий прагматизм и утилитаризм в определении счастья, целей воспитания и смысла жизни, Ушинский и в теории, и на практике решал проблему цели с философских и подлинно народных позиций.

Заглянем снова в практическую деятельность великого педагога. К чему призывал он своих учеников?

— Вы должны,— говорил он,— зажечь в своем сердце не мечты о светской суете, на что так падки жалкие создания, а чистый пламень, неутомимую, неугасающую жажду к приобретению знаний и развивать в себе прежде всего любовь к труду,— без этого жизнь ваша не будет ни достойной уважения, ни счастливой... постоянный умственный труд разовьет в душе вашей чистейшую, возвышенную любовь к ближнему, а только такая любовь дает честное, благородное и истинное счастье... Добиться этого величайшего на земле счастья может каждый, следовательно, человека можно считать кузнецом своего счастья.

Итак, целью воспитания является гармонически развитый человек, который находит самое высокое счастье в служении Родине, который живет интересами своего народа, который добр, благороден, честен, который обретает счастье в труде, в любви к людям. Воспитать счастливого человека — значит научить находить счастье даже тогда, когда ты беден, когда во имя великих целей лишился благополучия, когда помог ближнему, отказав себе в чем-то...

***

«Это прекрасный преподаватель, прекрасный воспитатель,— говорит молва, но в чем заключается его сила и откуда проистекает его искусство,— этого никто не знает, да этого и нельзя знать; до этого можно дойти только собственной практикой. Не правда ли, что это нечто вроде фокусов наших знахарок и шептуний? Неужели же искусство воспитания, это искусство развития сознания и воли, может оставаться на этой низкой ступени и не подымется даже на ту, на которой стоит медицина, собирающая факты, но основывающаяся на знании...» — вот какие вопросы задает Ушинский всему русскому обществу в своей первой блистательной статье «О пользе педагогической литературы». В чем же современность взглядов Ушинского на роль и назначение воспитателя?

В том, что воспитание может и должно стать такой же точной наукой, как преподавание, как архитектура, как физика и математика?

В том, что воспитатель должен обладать обширным кругом антропологических знаний: из анатомии, физиологии, политэкономии, истории цивилизаций, литератур и искусств, одним словом, всем, что касается человековедения?

В том, что воспитатель должен, наконец, знать ребенка во всех его отношениях?

Все это так.

Размышляя о роли воспитателя, о его основных качествах, Ушинский предстает перед нами как бы с двух сторон, характеризующих подлинность, если хотите, и современного педагога, того педагога, в котором так нуждается современная школа.

С одной стороны — это мыслитель, сформировавшийся в философской среде, познавший всю сложность и диалектичность воспитательного процесса. И как мыслитель он понимает, что в педагогике не может быть рецептов и догматически очерченных правил. Личность ребенка формирует главный воспитатель — жизнь «со всеми ее безобразными случайностями». Перекликаясь с Чернышевским, он подчеркивает, что стоит только отстранить «пагубные обстоятельства», создать атмосферу свободы и творческого труда, как непременно просветлеет ум человека и облагородится его характер.

Но вместе с тем и создание атмосферы труда и благоприятствующих обстоятельств, овладение даже самыми совершеннейшими методами воздействия, еще не приведут к желаемым результатам. И тому пример иезуитского воспитания. По тем временам иезуиты могли создать прекрасные условия в своих школах. Владели искусством воздействия на личность ребенка. Но это было «искусство», враждебное самой природе человека, самой идее гуманизма. В жестоких хищных руках иезуитов искусство воспитания оборачивалось и свою противоположность — в издевательство над детьми, превращающее ребенка в слепое орудие чужой воли, в послушного робота.

Изощренное манипулирование ребенком, тончайшая игра на чистоте и впечатлительности детей приводили к тем ужасным миазмам человеческого разложения, к созданию той зловещей командной касты, против которых выступили впоследствии все прогрессивные педагоги, такие, скажем, как Корчак и Макаренко.