– А если ты неграмотный – иди работать. А то – в карман! Что может быть глупее?
– А я вот грамотный, а буду работать, – запищал Ваня и поднял руку вверх.
– Во! Работник! Откуда ты такой? – Рыжиков мазнул Ваню рукой по губам. Ваня вскочил с подставки, вытер губы, гневно посмотрел на Рыжикова. Ванда задумалась над чем-то своим. Игорь запустил кусок булки в банку с вареньем:
– Работать – это тоже не плохо. Многие одобряют.
6
В купе
Через степь бежит длинный товарный поезд. На одной из платформ стоит накрытый брезентом трактор. На краю брезента, спускающегося с трактора, спит Ванда, свернувшись калачиком. Игорь Чернявин сидит около ее ног, обнял руками свои колени и рассеянным взглядом посматривает по сторонам. Рыжиков, расставив ноги в тапочках, стоит против него. Ваня спустил ноги с платформы и мирно любуется степью, широкой дорогой, ползущей рядом, курганами на горизонте, первой весенней зеленью.
Выехали вчера вечером, долго укладывались спать, было холодно. Потом залезли под брезент, копошились там и ежились, наконец заснули. Под брезентом еще и тем хорошо, что на остановках ничьи любопытные взгляды не беспокоили пассажиров и никто не мешал спать. Игорь Чернявин, засыпая, сказал:
– Это самое лучшее купе, никакой давки и тесноты, свежий воздух и никто не говорит глупостей: предъявите ваши билеты!
Утром проснулись рано и вылезли из-под брезента в хорошем настроении. Только на больших станциях снова пользовались его гостеприимством, но уже не в качестве спального места, а исключительно для того, чтобы не волновать поездной прислуги. А потом Ванде захотелось поспать на солнышке.
Рыжиков молчал, молчал, наконец спросил:
– Зачем ты Ванду потащил в город?
– А тебе какое дело? – Игорь прищурил на Рыжикова глаза, может быть, потому, что из-за Рыжикова над крышей соседнего вагона поднималось чистое, словно умытое, солнце.
– Значит, есть дело.
– В городе что-нибудь найдем. Работу или что…
– Ты не хочешь работать, а ей нужно?
Рыжиков сказал это в упор, он лез в ссору.
– А ей нужно, – спокойно сказал Игорь, отвернулся от Рыжикова и покровительственно посмотрел на Ванду[80].
С края платформы убежденно-весело отозвался Ваня:
– Люди все работают. Кругом все работают.
Он медленным, круглым движением показал на степень. На далеком поле, действительно, что-то делали люди, разобрать было трудно, только яркими пятнами играли на солнце белые рубахи.
Рыжиков сказал, глядя туда:
– Ну и пусть! Наплевать на твоих людей.
Ваня поднял лицо, приоткрыл зубки, присмотрелся к Рыжикову улыбающимися глазами, протянул:
– И никто не крадет.
Рыжиков закричал на Ваню:
– Ты, пацан, замри[81], пока в рожу не схватил[82]! Много ты понимаешь!
Ванины зубки так и остались открытыми, но глаза потеряли улыбку, насторожились.
– А за что?
Игорь произнес в нос:
– Месье, в рожу можете только с моего письменного разрешения.
Рыжиков медленно навел на Игоря через плечо угрюмо-угрожающие глаза:
– С твоего разрешения?
– И притом письменного… Подайте мне заявление…
– Какое заявление?
– О том, что вы желаете заехать мне в рожу.
Рыжиков оживился, направился к Ване:
– Интересно! Интересно, как выйдет без разрешения.
Ваня испуганно стрельнул взглядом, быстро на руках вскочил, бросился к Игорю. Рыжиков протянул руку, чтобы поймать Ваню, но как-то так случилось, что Игорь стал между ними. Рыжиков не успел даже бросить на Игоря презрительный взгляд, не успел протянуть руку для защиты. Стремительный кулак Игоря Чернявина направился как будто в лицо Рыжикова, но с ног его повалил неожиданный удар в живот. Рыжиков свалился прямо на спящую Ванду. Ванда проснулась, вскрикнула в испуге:
– Ой! Что такое? Чего ты?
Игорь спокойно улыбнулся:
– Не беспокойтесь! Рыжиков спать хочет. Уступите спальное место. Ваня выглядывал из-за спины Игоря и серьезно, внимательно присматривался к Рыжикову:
– Как ты его ударил?
Ванда брезгливо обернулась к Рыжикову, но сейчас же и улыбнулась: вид скривившегося Рыжикова, очевидно, ей понравился.
– Ты его побил, да? За что?
Рыжиков приподнялся на локте, выпятил толстые губы. Рыжие космы в беспорядке спадали на лоб, почти закрывая наглые зеленые глаза.
– Ты чего скалишься? Он за тебя заступаться не будет[83].