Требование чуткого внимания к человеку, к детской душе, разумеется, законно и справедливо. Но нельзя же единственным видом такого внимания считать индивидуальный подход.
«Я сам стал учителем с семнадцати лет, – пишет A.C. Макаренко, – и сам долго думал, что лучше всего организовать ученика, воспитать его, воспитать второго, третьего, десятого, и когда все будут воспитаны, то будет хороший коллектив. А потом я пришёл к выводу, что нужно… построить такие формы, чтобы каждый был вынужден находиться в общем движении».
Мы злоупотребляем словом «коллектив». Мы истерли его, как медный пятак. А слово это особое, и надо с ним обращаться аккуратно, не разменивая на пустяки.
Инспектируя по поручению МК КПСС одну из школ-интернатов области, комиссия уже при подходе к ней была поражена контрастом между импозантным внешним видом большого светлого здания и открывшейся картиной преступной бесхозности и запустения. Неопрятные подростки гоняли мяч среди хрупких саженцев молодого сада; дом зиял черными дырами выбитых стекол; стены были заляпаны грязью и исписаны. Первое впечатление не обмануло. Основательное обследование никаких следов организованных форм детского коллектива не обнаружило; среди учителей – разброд, ребята заброшены, а директор ходит гоголем и как ни в чем не бывало разглагольствует о коллективе.
Коллектив создается и растет в движении к цели. Если перед коллективом нет цели, то нельзя найти способы его организации. Перед каждым коллективом должна быть поставлена общая коллективная цель – не перед отдельным классом, а обязательно перед целой школой, говорил A.C. Макаренко.
Какова же эта цель?
Ответ у теоретиков готов: высокая успеваемость и дисциплина. Попробуйте воодушевить такой чрезвычайно «живой» и «интересной» задачей группу ребят. Трудно…
Есть и другие предложения: сплачивать ребят при помощи разного рода мероприятий – утренников, походов, экскурсий, диспутов и т. д. Подготовка к ним – это якобы и есть настоящая перспектива, выражающая стремление к завтрашней радости. Но ведь истинный фундамент жизни – рабочие будни. Не эпизодические лозунги и призывы к развлечениям и словопрениям, а постоянная трудовая забота – вот что является основанием коллектива.
A.C. Макаренко ставил в основание коллектива организацию своего развивающегося хозяйства – сельского и промышленного. Не «труд – работа», а «труд – забота» обладает, по его мнению, могучим воспитательным влиянием; процесс обучения в школе и производство продукции определяют личность потому, что они уничтожают ту грань, которая лежит между физическим и умственным трудом.
Бытует убеждение, что полезнее всего для ребенка сделать самому какую-нибудь вещь – пусть даже плохой стул, к примеру, – и представить ее на выставку. Тут якобы приобретаются трудовые навыки и воспитывается любовь к труду. Производство продукции неблагородно (не слишком ли узкий практицизм?) и скучно! Разве можно заставлять ребенка делать все время одну ножку к стулу? Да он умрет от однообразия и тоски! Но мальчик, изготовив плохой стул, прекрасно понимает, что он портит материал, что на стуле никто сидеть не станет, что на фабриках производят стулья не кустарным способом, а на машинах и в общем его труд – «понарошку», игрушечный и стараться особенно ни к чему. В производстве, пусть самом нехитром, есть большая, серьезная задача, контроль за качеством («Если я плохо сделаю ножку, наш стул выйдет колченогим»). Следовательно, возникает придающее самому неинтересному труду благородный характер чувство коллективной ответственности, что в тысячу раз важнее всяких «индивидуальных» стульев.
В развитом производстве, каким было производство ФЭДов в коммуне имени Ф. Дзержинского, ребята получали несколько высоких производственных квалификаций, руководили участками и цехами, могли найти себе занятие по вкусу в любом месте на заводе и в конструкторском бюро. Впоследствии токари и лекальщики кончали юридические, медицинские и другие вузы.