На вопрос об оценке значения коры и развернется решающий бой в антропобиологии. Кора как продукт молодой истории человечества, кора как источник бесконечной пластичности организма в целом, кора как главный объект воспитательных влияний, — вот вопросы, правильное решение которых даст нам возможность приблизить темп биологической эволюции человека к темпу социальной эволюции человечества.
Биогенетисты правы постольку, поскольку частичная, действительно исторически обусловленная очередность в развитии биологических функций на самом деле наблюдается. Спинномозговые центры вызревают раньше корковых как генетически более старые. Крупные мускульные органы растут раньше мелких, которые являются плодом более совершенной, т. е. более молодой культуры. Органы чувств, в известной степени их эволюции, развиваются тоже в порядке их историко-генетической очередности и т. д. и т. д.
Все это так, но… и не совсем так, притом настолько «не совсем так», что от «так» в итоге остается маловато. Ни в одной из древних функций[63], в их действительном содержании, нет соответствия между развитием ее у ребенка и хронологическим ее местом в истории рода. Исторические соотношения этих функций настолько перепутываются благодаря вмешательству мозговой коры и других новых физиологических приобретений человека, что от генетической их чистоты камня на камне не остается.
Такая, казалось бы, сверхдревняя функция, как сосание, может серьезно перестроиться под влиянием привходящих условных, т. е. корковых моментов: варианты положения при кормлении, изменения окружающей среды и т. д. В конечном итоге древний процесс питания, пропитанный корковыми влияниями, может неузнаваемо измениться, грубо дезорганизоваться в первые же 10–15 месяцев жизни: ребенок ест лишь при определенном человеке, при соответствующих добавочных раздражителях в виде прибауток, песенок, подзадориваний и т. д.
Таким же образом кортигенно изменяются и другие древние функции. Возьмем хотя бы сон — глубоко давнюю функцию, эндогенно развивающуюся, казалось бы, уже вполне автоматизированную. Редки разве случаи кортикального вмешательства в ранний детский сон, когда ребенок даже в первые шесть месяцев не засыпает без укачиваний, песенки, без определенного освещения и тому подобных условных раздражителей.
Ходьба ребенка, тоже «как будто» издревле идущая функция, опирающаяся в основе на рост костно-мышечного аппарата и спинномозговых координаций, — попробуем-ка исключить у современного ребенка кортикальный элемент ходьбы. Быстро ли он пойдет? Подзадориванье, соревнование, подражание, заманивание чувственными раздражителями (звуком, цветом и пр.), — все это вторгается в «автоматизированную» ходьбу и делает ее необычайно сложной, глубоко кортикально обусловленной.
Под влиянием известного соотношения раздражителей темп роста навыков ходьбы, тип сна, характер пищевых процессов, чувствительность того или другого анализатора претерпевают очень серьезные превращения и перестановки.
Глубокие метаморфозы в том же древнем половом инстинкте, обусловленные ранним кортикальным вмешательством, — в период, когда еще не созрел физиохимический аппарат сексуальности, — особенно разительны. Массовый онанизм раннего детства, десятки тысяч гомосексуалистов буржуазных городов Запада — все это яркие доказательства безапелляционного давления коры на самые древние механизмы.
Дети, воспитывающиеся на дидактических материалах Монтессори, развивают мелкие мышечные группы и тонкую работу анализаторов раньше и глубже, чем более грубую их функцию.
Поразительные антибиогенетические материалы преподносит нам эволюция детской речи — одного из крупнейших приспособляющих аппаратов. Ассортимент детских слов ни в малейшей степени не соответствует историческому генезу речи и питается в основном стимулами из окружающего: подражанием, социальными связями ребенка, ближайшими предметами и т. д. Достаточно переехать родителям из глухой российской деревни в сверхиндустриализированный американский город, и родившиеся в этом городе дети резко отличаются в развитии своего речевого фонда (темпом, богатством, материалом) от детей тех же родителей, пока последние жили еще в деревне.
63
Для нас совершенно недостаточна сама по себе грубая, наружная статика отдельных органов. Важны