Едва ли в немецкой педагогике целью этих походов декларировалось изживание охотничье-кочевых инстинктов. И едва ли в каком-либо педагогическом труде можно было встретить такую невольно-зловещую самопародию.
А. Залкинд подчеркивал, что, не принимая во внимание благотворность здорового коллективизма, педология, «вместо богато творчески развивающегося человеческого детеныша поневоле могла видеть лишь одичалого, слепого котенка, биологически и творчески бедного, тусклого»[13]. Жаль, что в битве за освобождение ребенка из «сумерек полузакупорки» утопия подчиняла себе адекватно-научное восприятие проблемы, — «коллективизировать ребенка никогда не рано: как только мимика, движения, лепет другого ребенка начинает вызывать у него живую, бодрую реакцию, наступает момент начала детской коллективизации»[14]. Крестьянская коллективизация была на тот момент в самом разгаре. Что касается семьи, то к ней у стратегов новой концепции просвещения был ряд неизбежных претензий, поскольку семейная обстановка, как правило, лишь способствовала изоляции ребенка, «неорганизованной фантастике» его душевного мира, «мистически-сентиментальному» индивидуализму, а иной раз даже пестовала в нем «собственническое хищничество». В семье ребенок либо предоставлен сам себе, либо «старательно уродуется любвеобильными, но достаточно педагогически недалекими близкими»[15]. Из-за этой недальновидности «бестолковой семьи и мало чуткой ближайшей к семье родни»[16] — «детский материал» попадал в условия дошкольного воспитания «попорченным»[17].Неблагоприятное влияние семейного окружения и педагогически пагубная родительская опека были также повинны «в огромной части половых изъянов переходного возраста»[18]. Требовался «срочный нажим на половую проблему»[19] — энергичное обучение основам коллективистского воспитания, которое препятствует излишнему эгоцентризму ребенка и появлению преждевременного интереса к сфере сексуальности. «Родительский фронт надо забронировать наилучшими разъяснениями по половому вопросу»[20].
Здесь уместно вспомнить известную парадоксальную сатиру в сокровенно-искреннем высказывании Д. Свифта о том, что воспитание детей менее всего может быть доверено их родителям. Д. Свифт при этом добавлял, что у ребенка из семьи бедняков и, как говорится, представителей трудового народа — больше шансов вырасти полноценным человеком, поскольку он с малых лет оказывается самостоятельнее и свободнее от эгоцентричной семейной замкнутости. Тезис Д. Свифта о неблагоприятном влиянии родителей с удовольствием развивает и Ф. Кафка в письмах (датированных 1921-м годом) своей сестре Элли, подчеркивая, что семья всегда настолько экспансивна и притязательна по отношению к ребенку, что дело непременно доходит, по крайней мере, до «духовного кровосмешения». Это воззрение можно сопоставить с более приземленным предостережением А. Залкинда (а прежде него и З. Фрейда) об опасности «избыточного эротизма» родительских ласк и возни с ребенком. Подробно, с присущей ему иронической проницательностью рассматривая причины, по которым воспитание родителями может оказаться пагубным, Ф. Кафка все же не решается предложить какую-либо альтернативу и высказать сожаление о том, что рос не в интернате или трудовой коммуне «Юный ленинец»…
Кора головного мозга — наиболее пластичный элемент всей физиологии человека — была, по мнению А. Залкинда, ответственна за формирование новых «социалистических» рефлексов и освобождение человека от натуралистических пут — «все меньше зависит он от естественной природы (солнца, леса, реки и пр.)»[21]. Среди «пр.» можно еще отметить естественно-интимные импульсы в самом человеке, но А. Залкинд уверенно констатировал, что все «так называемые» инстинкты и законы пола, возраста и наследственности претерпевают под влиянием социальной среды «глубочайшие и достаточно быстро развертывающиеся метаморфозы»[22].
А. Залкинд подчеркивал, что «кора» — «биопрогрессивный аппарат» — является основным проводником влияний среды, поскольку ответственна за речь и коммуникативные способности человека. «На вопросе об оценке значения коры и развернется решающий бой в антропологии»[23]. Кора рассматривалась как источник бесконечной мобильности психики и главный объект воспитательных воздействий. В этой апологии кора приобретает черты самостоятельного существования, начинает напоминать какое-то тотемное божество, становится «лучшим другом приближающегося социализма и нового биофонда в целом»[24]; «Коре по дороге с социализмом, и социализму по пути с корой»[25].