Педология: Утопия и реальность

Такова философия буржуазного возрастного темпа, таковы предпосылки ее возрастных стандартизаций, — тем меньше оснований для советского педологического хвостизма. Наши руки должны быть свободны, вопрос о возрастных возможностях и пределах для нас в значительной степени открыт[83].

Еще в 1925 году в руководящем педологическом органе Государственного Ученого Совета нам приходилось в одиночестве защищать эту оптимистическую позицию в области переходного возраста. Судя же по материалам педологического совещания (апрель 1927 г.), а также 1-го педологического съезда, в советской педологии с тех пор намечается значительное полевение, оздоровление.

VII. Наследственность в педологии

Вопрос о темпе индивидуального развития человеческого организма помимо общих биологических тормозов, помимо возрастных стандартов, сталкивается также с непосредственно наследственными ограничениями. У всякого организма свои жесткие творческие пределы, — твердит классическое учение о наследственности, — свои резкие конституционные особенности, то ускоряющие, то замедляющие, то извращающие возрастной темп и содержание развития.

Это третий методологический спор в антропобиологии. Основное его классовое значение в определении степеней ограничения мозговой культуры идущих к власти новых человеческих масс.

Недаром враги Октября называли (и называют, хотя реже) нашу пролетарскую власть имбециллократией[84]: это не простая политическая, со зла, ругань, это определенная антропобиологическая платформа.

Еще Ницше, философский трибун предимпериалистической буржуазии, утверждал, что «власть — вино аристократии», что «аристократия» отличается особым типом «духа» и особою «кровью».

Совсем не так давно, при первых попытках строить рабочие факультеты как преддверие к высочайшим этапам новой культуры, наши противники — биологи, страстно агитируя за «пощаду», за «медленность», — горячо предостерегали пишущего от насилия над наследственно несовершенным рабоче-крестьянским мозгом: для массового демократического молодняка высшее образование будет непосильно, надорвет, сломает его нервную систему, создаст массовую неврастению.

Обилие современных молодых неврозов, обусловленных, конечно, голодовками и эмоциями лет блокады и гражданской войны, а также и голодными стипендиями вузов, «адвокаты» нашей молодежи с торжеством приписали целиком победе своей «защитной» точки зрения.

Таким же образом оценивают и результаты тяжелейшей, невиданной в истории мозговой нагрузки революционного нашего авангарда, при этом работающего и работавшего в уродливейших условиях: «несовершенный, конституционально ограниченный мозг реактивно сламывается». Мозг, наследственно впитавший в себя длительно, поколениями развивавшуюся способность к высокой мозговой культуре, несравним по своей творческой мощи с мозгом «наследственных рабов»?!

Отсюда биологическое право на власть, в первую голову, у отпрысков сытых слоев и у наследственно стажированной технической интеллигенции[85]. Рабочий класс по биологической конституции своей — это костяк и мышцы общества, мозг же последнего и нервные его пути — это «квалифицированные организмы!»

Как видим, рядом с биогенетическими, древними тормозами мы имеем не менее актуальный, современный «научный» тормоз, мешающий быстрому продвижению именно пролетариата к высотам культуры. Вопрос о том, насколько действительна и тугоподвижна скверная общая и мозговая наследственность эксплуатируемых слоев, насколько ценны положительные стороны их наследственности, насколько быстро они сумеют преодолеть отрицательное в себе и развить хорошее, — вопрос этот делается одним из острейших вопросов повседневной классовой практики.

С этой точки зрения необычайно пышно развернувшиеся за последние 10–15 лет учения о конституциях, о врожденных диатезах, в той их части, которая дает скептический, пессимистический материал, сигнализируют нам грозную опасность: социальной динамике революции организованно снова «научно» противопоставляется косность организма.

83

К несчастью, возрастные стандарты нам приходится, временно, конечно, пересматривать и с точки зрения пессимизма; артериосклерозы наших недавних комсомольцев (25–30 лет), склерозы вождей в 40 лет; — ведь это тоже почти стандарты, стандарты тяжелой полосы пролетарской революции, к счастью, полосы, миновавшей уже в значительной ее степени. Вместе с тем, именно здоровый педологический оптимизм призывает нас к самым суровым предостережениям против ультраоптимизма, против «ура-оптимизма». В детстве, во всех его возрастах, тем более в переходном возрасте, скрыты как богатые потенции, так и грозные опасности. Выявлять лишь положительное и отметить отрицательное, угрожающее — было бы педологическим безумием. Непрерывно, на протяжении всего педагогического процесса, необходимо следить, чтобы актуальная, оптимистическая воспитательная установка не шла вразрез с действительными биологическими возможностями детей, чтобы она не травматизировала, не перегружала.

84

Имбецилл — человек с врожденно ограниченными (дефект мозга) интеллектуальными способностями.

85

Апологеты «ультра-наследственнического» уклона особенно любовно преподносят нам колонки блестящей мозговой «наследственности» в семьях, насчитывающих 2–3 поколения мозговых работников. Это не мешает им, однако, воевать с «передачей благоприобретенного в потомство», когда эта «передача» им не по нраву.