– Кого? – озадачился Ул.
– Тебя. Вчера ты был его, а сегодня мой.
Ул склонен был считать, что он свой собственный.
– Может, это из-за нырка? Терпеть не могу быть проводником. Случится что, потом вовек себе не простишь, – предположил он.
– А кого он ведет? – спросила Яра, собственническим движением сметая с плеча Ула снег.
– Дениса.
– Афанасий не может быть проводником. Надо, чтобы у него всё улеглось. В таком состоянии ему не пробиться через болото! – сказала Яра решительно.
Ул долго смотрел на нее, потом кивнул. Лучше заживо телепортировать в мясорубку на колбасном заводе, чем застрять в болоте. Конечно, Афанасий будет хорохориться, но пускать его нельзя. Яра права.
– Давай, я сам поведу Дениса! – предложил Ул.
Яра цокнула языком.
– Ты не можешь. У вас разная скорость прохождения.
Улу нечего было возразить. Прохождение не зависит ни от возраста, ни от пола. Утюг и перина не будут погружаться с одной скоростью, даже если они равного веса.
– А кто тогда? – спросил Ул озадаченно. – Афанасий отпадает. Я тоже. Кавалерия вообще погружается как игла. Может, Макса попросим или Родиона?
– Не надо никого просить, – сказала Яра. – Проводником пойду я.
Ул встревожился.
– Ты никогда не была проводником! Это совсем не то, что шнырить самой! Я против.
– Надо же когда-то начинать. Я поговорю с Кавалерией, а ты с Афанасием. Идет? – просительно сказала Яра.
Ул задрал голову, открыл рот и стал ловить снежинки. Яра представила, как у него в желудке вырастает сугроб.
– Скажи! – потребовала она.
– Что я согласен? Я не согласен!
– Ну скажи!
Ул проглотил снег.
– Не мешай! Не видишь: человек питается.
– Пожалуйста!
– Ну хорошо: говорю, – неохотно уступил он. – Довольна?
– Нет. Скажи еще, что ты меня любишь!
Ул нахмурился.
– Не вымогай!
– Скажи! – настаивала Яра.
Он перестал ловить снежинки. Лицо у него было мокрое. Только на бровях снежинки не растаяли.
– Я не умею такого говорить! У меня язык замерз.
– Не выкручивайся! Повторяй: «Я тебя…»
– Ты меня…
– ОЛЕГ!
Яра попыталась его придушить, но шея у него была слишком мускулистая. Своими жалкими потугами она только доставила Улу удовольствие. Слово «люблю» Ул всегда произносил под величайшим нажимом, утверждая, что чем реже его произносишь, тем бóльшего оно стоит.
– А зачем ты прятал по всему городу розы и подбрасывал координаты? Одну розу я нашла в старой голубятне на «Савеловской», другую на чердаке двухэтажного дома на Полянке! Отвечай!
Ул наклонился, зачерпнул снег.
– А на «Войковской» не нашла? Так я и думал.
– Сознался! Ага!
– Не ага. Я просто видел, как её подбросили, – выкрутился Ул.
– Кто?
– Неизвестный в черной маске. Я преследовал его, загнал в угол, но он выпил кислоты. Остались дымящиеся шнурки. – Ул быстро посмотрел на негодующее лицо Яры и внезапно предложил: – Хорошо. Давай я это проору!
Прежде чем Яра его остановила, он вскочил на какой-то ящик и, держась рукой за столб, крикнул сквозь снег:
– Человечество, ау! Это моя девушка! Вот эта, в зеленой шапке! Ее не видно, потому что она за столбом прячется!
– Я не прячусь! – возмутилась Яра и, воспользовавшись тем, что он стоит на одной ноге, дернула его за щиколотку.
Ул полетел боком. В воздухе извернулся, как кот, перекатился и вскочил. Кому-то могло показаться, что он переломает себе все кости. Но это – если не знать, на что способен шныр и что такое шныровская куртка.
– Соображать надо! Асфальт всё-таки! – возмутился он.
– Я бы тебя навещала в больнице. Приносила бы в баночке геркулес и овсянку! – обнадежила его Яра.
– Постой! – быстро переспросил Ул. – Ты действительно считаешь, что овсянка и геркулес – это разные продукты? Хорошую мать я выбрал моим бедным детям!
– Чего-о??? – возмутилась Яра. – Каким таким детям?
Подошел Афанасий с минеральной водой. Вода была ледяная, а сверху на бутылку садился снег.
– Никто не хочет? – спросил он с надеждой.
Никто не хотел. Тогда Афанасий, мучаясь, отхлебнул сам, и у него сразу замерзли десны.
О чем-то вспомнив, он расстегнул рукав и озабоченно посмотрел на кожаный шнурованный щиток на левой руке. Похожий на средневековые наручи и продолжавшийся от запястья до локтя, щиток был украшен мелкими литыми фигурами. Птица с женской головой; подозрительно коротконогий кентавр; пучеглазая дамочка с раздвоенным рыбьим хвостом; лев, напоминавший пухлого оскаленного кота. Таким мог представить льва тот, кто никогда живых львов не видел, зато от пучеглазых дамочек с рыбьими хвостами отбивался острогой.
Рисунки переплетались и, чередуясь с виноградными гроздями, образовывали защитные пластины, жестко закрепленные на грубой коже. Единственное, что удивляло, – разный цвет металла. Пучеглазая дамочка была тусклая, зато оскаленный лев, кентавр и птица пламенели, будто их отлили минуту назад.
– А почему русалка погасла? А, ну да! Мы же выкрали из гипермаркета селедку и запузырили ее в Москву-реку! – припомнил Ул.
– Зеркального карпа! Твоя, между прочим, идея! – поправила Яра.
Увидев, как он разевал в аквариуме рот, Ул предположил, что он кричит: «Оооо! братья, я в засаде!» Коснулся русалки, и в гипермаркете стало одной рыбиной меньше, а в Москве-реке одной больше.
Ул сдул со щеки Яры снег.
– Ну идем, снежная баба, заряжать нерпь! – задиристо сказал он.
– Сам ты снежный дед! – огрызнулась Яра.
Они быстро пошли к переходу. Откуда-то вынырнул крупный лохматый пес, побежал следом и принялся яростно их облаивать. Ул остановился, и пес остановился.
– ЧУДО! Былиин! Ну и что дальше? Никак не ага? – поинтересовался Ул.
Что дальше, пес и сам не знал. Жизненные планы у него были размытые. Он смутился, но сразу перестать лаять не смог и, несколько раз взбрехнув, неторопливо ретировался. Афанасий попытался угостить пса водой, но тот только мельком обнюхал горлышко.
Подземный переход был полон людей. Многие стояли на лестнице и трусливо высовывали головы.
– Закончился? Не закончился? – спрашивали они каждую секунду.
Яре стало смешно: толкутся в выкопанной под дорогой яме и злятся, что не могут пробиться в свои многоквартирные норки. Ул шагал впереди, как ледокол, ломая толпу широкими плечами.
– Позвольте вас протаранить! – просил он вежливо.
Афанасий пристроился за Улом и пользовался проложенной дорогой. У Яры тактика была иная – там, где Ул продавливал, она скользила ужом. Ближе к центру перехода Ул преисполнился необъяснимой вежливости и стал пропускать встречный поток. Для этого ему пришлось прижаться к стене, выложенной сероватой плиткой. Ул зацепил плитку рукавом и проследовал дальше. Несколько секунд спустя в том же месте оказался Афанасий. Он особо мудрить не стал: перекинул бутылку из левой руки в правую, дотронулся до стены и быстро двинулся вперед.
Коснувшись плитки там же, где и Ул с Афанасием, Яра ощутила покалывание в запястье и легкий жар, поднявшийся от пальцев к локтю. Убедившись, что нерпь заряжена, она хотела немедленно оторвать руку, но тут ее зацепили, и она чуть замешкалась.
На улице на Яру налетела девчушка лет восьми. Отскочила как мяч, но тотчас прогнулась назад и любознательно уставилась на рукав пальто. Рукав сиял, будто охваченный огнем.
– Снег! – сказала девчушка.
Снег, падавший на рукав Яры от локтя и ниже, мгновенно исчезал. На прочих же частях пальто лежал крепкой белой крупой. Яра поспешно спрятала руку за спину. Упрямая девчонка топталась рядом и уходить не собиралась.
Яру спас вернувшийся Ул. Подойдя сзади, он погладил любопытное дитя по затылку.
– Маньяка видела? Пошли, покажу! – предложил он добрым голосом.
Дитя унеслось короткими рывками, часто оглядываясь и поскуливая.
– Ну разве я не гаджет? Ребенка испугал! – самодовольно заявил Ул.
Он отозвал Афанасия и сказал ему про завтрашний нырок. Афанасий заартачился, особенно когда узнал, кто пойдет проводником вместо него. Обычно покладистый, здесь он проявил просто ослиное упрямство.