Вместе с отцом Марианна часто бывала в Вене, в Испанской школе верховой езды, где с восхищением смотрела, как танцуют, выполняя сложнейшие па, элегантные лошади, и мысленно сравнивала их грациозные движения с высоким искусством балета. Затаив дыхание, следила, как липицианы гарцуют в каприолях и курбетах, легко взлетают в крупадах, поджав все четыре ноги. Алекс тоже любил эти спектакли и даже обучал сложным трюкам некоторых из своих лошадей. Марианна мечтала стать наездницей и знала, что обладает всеми необходимыми качествами, однако Испанская школа верховой езды женщин не принимала и, как строго сказал отец, принимать не собиралась. Приходилось довольствоваться малым: любоваться безупречными животными и помогать отцу их воспитывать. Иногда Алекс позволял прокатиться на ком-нибудь из своих питомцев; правда, подобное счастье выпадало редко. Зато на арабских лошадях можно было ездить сколько угодно. Марианна обладала врожденным умением свободно и уверенно держаться в седле. К тому же выросла она рядом с лучшими в Германии лошадьми, впитала все, чему учил отец, и унаследовала любовь к прекрасным животным.
– Что ж, можно смело сказать, что сегодня охота удалась на славу, – умиротворенно заметил Алекс и вместе с лучшим другом Николасом фон Бингеном проехал по двору, заполненному оживленно беседующими всадниками. После долгой скачки никто никуда не спешил. К вечеру заметно похолодало, земля стала твердой, однако ничто не могло остановить любителей погони, так как у всех были отличные лошади – пусть и не такие, как у хозяина замка. Николас сидел верхом на великолепном арабском жеребце, которого великодушно уступил друг.
– С удовольствием его куплю, – заметил фон Бинген, и Алекс рассмеялся.
– Не продается. К тому же этого коня я обещал Марианне; вот только надо еще немного с ним поработать: чересчур своеволен.
– А мне и такой в самый раз, – весело возразил Николас. – К тому же для нее этот жеребец слишком велик. – Он любил ощущать собственную силу и власть над животным.
– Только не говори этого ей, – предупредил Алекс и широко улыбнулся. Марианна не стерпела бы подобного оскорбления; к тому же отец вовсе не был уверен, что друг прав. Дочка ездила верхом намного лучше Николаса, хотя Алекс никогда не осмелился бы открыть ему правду. Фон Бингену порой мешала излишняя горячность, в то время как Марианна обладала нежными и в то же время крепкими руками. Алекс сам учил дочку, и результаты превзошли самые смелые ожидания.
– Кстати, почему ее сегодня с нами не было? – поинтересовался Николас. – Что-то не припомню, чтобы девочка когда-нибудь пропускала охоту. – Марианна давно стала своей среди друзей отца и заслужила всеобщую симпатию.
– Заболела. Пришлось едва ли не привязать к кровати, чтобы удержать дома. Ты прав, до сих пор охоту она еще ни разу не пропускала, – озабоченно пояснил Алекс.
– Надеюсь, ничего серьезного. – В глазах Николаса мелькнула тревога.
– Простуда и высокая температура. Вчера вечером приезжал доктор: я опасался, как бы не пострадали легкие, а он предписал постельный режим. Мое слово для нее не закон, да и доктора она вряд ли послушалась бы, но, кажется, чувствует себя хуже, чем готова признать. Утром, когда я уходил, еще спала, что совсем на нее не похоже.
– А сегодня доктор приедет? – уточил Николас. У него сложились особые отношения с гриппом: пять лет назад лютой зимой, во время эпидемии этой коварной болезни, умерли его жена и четырехлетняя дочка. Он с трудом пережил потерю и, подобно Алексу, так и остался вдовцом – правда, в отличие от друга, с двумя сыновьями – Тобиасом и Лукасом. Когда умерли мать и сестра, Тобиасу исполнилось десять, и он помнил обеих, а вот шестилетний Лукас был совсем еще маленьким. Сейчас спокойный, мягкий Тобиас боготворил Марианну, которая была на два года старше, а живой, озорной Лукас радовался жизни и чувствовал себя прекрасно в любом месте, особенно на спине лошади. Тобиас унаследовал нежную натуру матери, в то время как Лукасу достались огненная энергия и жизненная сила отца. В молодости Николас то и дело попадал в самые невероятные переделки, да и сейчас еще то и дело давал повод для острых обсуждений, будь то очередной бурный роман, причем порой даже с замужней женщиной, или очередное безумное пари – обычно касающееся бешеной скачки верхом. Наездником он был великолепным, хотя и не обладал непревзойденным искусством Алекса фон Хеммерле. Ему никогда не хватало терпения выдрессировать лошадь так, как это делал друг – при том, что он искренне восхищался липицианами Алекса и его уверенным мастерством в сложной науке выездки. Прежде чем отправить животных в Вену, в Испанскую школу верховой езды, фон Хеммерле давал им крепкую основу исполнения удивительных фигур, заслуживших признание у строгих профессионалов и славу у благодарных зрителей.