Вот, например, Шматко. Шматко полюбляет каждый вечер принять «сто пятьдесят». Ровно сто пятьдесят граммов, не больше и не меньше, я даже как-то замерял ради интереса. Шматко так делает последние четверть века, и его обрюзгший, но крепкий организм настолько к этому привык, что если лишить его этого ежевечернего жертвоприношения, то Шматко начинает меняться на глазах. Дуреть, творить херню и разлагать особовий склад, бо наш старшина имеет какой-то запредельный авторитет среди наших людей, он входит в «ядро роты» и на него всегда можно положиться. Надо сделать — он сделает. Надо достать еды — он пойдет и достанет, надо пойти стрелять — он пойдет и будет стрелять, даже невзирая на то, что ладонь после ранения запястья осколком, ну тогда, летом под Старогнатовкой, почти не работает. Шматко — незаменимый наблюдатель. Он не спит, он может смотреть часами, и все самое интересное, происходящее у сепаров, мы узнаем именно на его смене. Именно Шматко высчитал интервал, с которым почти ежедневно появляется на «Амонскладах» сепарская машина с их командирами, и за сколько секунд она проезжает от одной прогалины в зеленке до другой. «Впаял» машину ПТУРом Президент, а Шматко ходил довольный, бо «зробили».
Но Шматко — «вживает». И это ломает мою голову, и Васину тоже, потому что нельзя разрешить одному человеку пить, а другому — нет, правильно?
Пьют почти все, за исключением, пожалуй, Мастера и Дизеля. А, еще Ветер не пьет. Остальные — весьма не прочь, и когда ты понимаешь, что взрослым мужикам хоть иногда нужен алкоголь, а при этом все мы находимся на боевой позиции и с оружием и «несення служби та виконання бойових задач» никто не отменял, ты очень плотно задумываешься. Запретить полностью — значит добиться того, что отдельные личности будут исчезать с ВОПа, пешком доходить до маленького магазина на трассе напротив заправки «Параллель» и брать там столько дешевого бухла, сколько душа захочет. Или еще хуже — люди найдут торговцев самогоном и реализуют стандартную схему «таксист». Это когда по телефону набирают оборотистого местного, который на своей машине привозит как можно ближе к позициям тот же самый дерьмовый самогон, выгнанный из «говна и палок». И потом ты имеешь на позиции дорвавшихся после долгого перерыва, а поэтому «бухих в зюзю» людей, неспособных не то что нести службу, а даже стоять более-менее прямо.
Ну и увольнения, конечно же. Увольнительные в город грехов Волновегас превращаются в вечное ожидание «залета». Выпустить склонного к неумеренному потреблению в город — это, в лучшем случае, получить два звонка. Первый — от комбата «твой нажрался и херни натворил, сидит в комендатуре», и второй — издевательский от ВСП «ну шо, забирать будешь?». В довесок к этому — отношение местных к ЗСУ как к «пьяному быдлу», а к пикселю — как к «форме-аватарке». А не выпускать нельзя, бо мозги тогда съедут напрочь. Эту хрень мы проходили на Старогнатовке еще летом-осенью, и ни хрена хорошего от нее не бывает. Ни «аватарные» ямы не помогают, ни телесные внушения с занесением в грудную клетку, ни профилактические беседы.
В конце концов Вася придумывает элегантное решение под названием «шаббат», а я — дополнение под рабочим названием «лень». Принимается и доводится на утреннем построении «командирське рішення»: каждую субботу в пятнадцать «о, о» на ВОПе устраивается застолье. Учитывая то, что еще каждую субботу у нас — обязательная очередная чистка всей зброи с утра, то как раз к пятнадцати она заканчивается. Да и сколько тут чистить? Два десятка автоматов, несколько ГПшек, два «покемона». Два АГСа, два СПГ, два ДШКМ и один «Фагот», который вообще непонятно, как чистить, разве что от грязи протереть и контакты проверить. Больше всего воют экипажи «бэх» со своими 2А42, но им помогает полроты, и как-то справляются. Потом коммандер проверяет качество клининговых работ, а я с нашим суперзакупщиком Ляшко и его непременным напарником Хьюстоном отправляюсь в Новотроицкое на машине.
На машине. В этом состоит мой иезуитский план — мы приучаем людей к тому, что если в роте две машины, то мы их используем не только как «поджопные командирские» или «отвезти что-то в батальон — привезти что-то из батальона», а как машины, которые покрывают все наши нужды.
Блин, уже одна машина. Никак не могу привыкнуть к тому, что «бусик» убили. Ну, или сильно ранили. Эххх.
Новая Почта? На машине. В Ваху в «увал»? На машине. Отвезти отпускника на поезд или встретить? Машина. В магазин по хавку, к волонтерам на трассу, в «отгулы» на пару дней в Ваху, когда к кому-то приезжает жена? Оооо, только на машине, причем сам «микроотпускник» едет в гражданке, непременно на переднем сиденье, а сзади сидят два важкоозброєних піхотинця. Всё — на машине. И через месяц пехота понимает, что если можно на машине, то пешком уже как-то… лень.
Субботний выезд в Новотроицкое — это, кроме непременного заезда на Новую Почту с Васиным или моим досмотром посылок, еще и подготовка к застолью. Застолье обладает своими чертами: это не пьянка. Поэтому должен быть оформлен стол, и оформлен нормально — с горячим, нарезками и всеми понтами. В застолье участвую все желающие, никто не пьет втихую. На застолье покупается определенное количество алкоголя, не больше и не меньше, из расчета «двести грамм на штатно-посадову особу». Застолье непременно заканчивается пивом, и тому тоже есть основание — пиво гасит, «прибивает» людей, которых после двухсот грамм водки тянет на подвиги.
И это заработало. Люди знали, что, придерживаясь «сухого закона» всю неделю, они в субботу сядут и нормально посидят. Началось соревнование по оформлению стола — в ту субботу Лом варил какое-то невообразимое количество борща, а в эту Варва пек пирожки. Никогда не думал, что можно печь пирожки так, но ведь получилось. А в следующую, значит, Шматко, если уже вернется из отпуска, привезет примерно восемьсот тонн домашних котлеток, пацаны нарубают салата, смешав его в обрезанных «бульках» из-под воды, кто-то нарежет тоненько колбасу и гораздо крупнее — сало, и Ваханыч будет бурчать, почему Ляшко не купил ему сок.
Фактически мы пытались превратить стандартную жажду алкоголя в что-то цивилизованное, и, как показала наши сто-дней-на-терриконе, нам это удалось. И это было весело, потому что Шматко выпросил у меня несмываемый маркер, и он (или заменяющий его на время отсутствия Варва) на бутылке отмечал, сколько пьем, сколько оставить сменяющемуся наряду, а сколько — тем, кто сейчас заступает. Командир поднимал первую чарку, говорил тост «за победу, спасибо, пацаны, что вы не зассали, и что вы здесь», выпивал и уходил. На столом оставался я, контролируя процесс. Вася должен был быть трезвым на случай войны или, что еще хуже, вызова в штаб.
Сегодня была не суббота, но сегодня был шашлык из баранины. Я набрал Васю.
— На связи.
— Так, доповідаю. На РАО все плохо, расскажу позже.
— Плохо?
— Блин, не так выразился. Порешаем, Вася, дай еще несколько дней.
— Мартин, я с тебя не слезу.
— Знаю. Порешаем. Геники сдали, через два дня набрать треба, он посмотрит. Сейчас в АТБ, скупимся и домой. Тебе шо-то взять?
— Блииин… мы забыли баллоны взять, газом задуть.
— А шо, кончился?
— Кончается.
— Тупанули. Короче, через час, по идее, будем.
— Ок. Возьми мне, как обычно.
— Плюс. А, кстати… Я три ящика «бэ-тридцать-два» вымутил, тре не забыть на нараде рапорт подписать.
— А те ты списал?
— Да, ведомость в рюкзаке лежит. У нас — ноль.
— А в реале?
— Ну… есть чутка.
— Мартин, не включай зампотыла, а? Ответь нормально.
— Два ящика МДЗ… Сто сорок штук получается. И три, нет, четыре Б-32. Это получается…
— Двести восемьдесят. Мало шо-то.
— Так отож. Скоро «эм-дэ-зэшками» стрелять начнем. РАвист говорит, там жопа в секторе с бэка на «дашку».
— Ладно, поедем тогда с Айдаром разговаривать. Махнем не глядя. Я наберу.
— Воду привезли?