– Детеныш, наверное, – сказал Спартак, проснувшийся от моего топота и наблюдавший за неравной схваткой. – Ну жди, щас его мать мстить придет.
После этих слов он повернулся на бок и опять засопел. «Ну заеб… сь», – подумал я. И как вот теперь после всего этого тут спать?
– Переводчик! – послышался голос Абу Бакра. – Ложись спать, не переживай. Сейчас ночами холодно – змеи не выползают на охоту. А скорпионы тут несмертельны, просто больно очень будет, если что.
Я точно не помню, но вроде бы у меня получилось подремать час-полтора. В 4 утра меня толкнул Спартак и сказал, что нам пора уже двигать в сторону лагеря. Группа уже собрала все свои вещи, засыпала позиции и была готова двигать. Спартак сказал мне предупредить всех, что правило светомаскировки соблюдать следует до самого лагеря и никаких фонариков быть не должно.
Это было очень волнующе – идти по горным тропкам в кромешной темноте. Несколько раз у меня соскальзывала нога, но Спартак вовремя подхватывал меня за руку. Уже на равнинной местности наши садыки куда-то умудрились потеряться. Мы попробовали их найти, навернув пару кругов у подножия гор, – безрезультатно. Решили выдвигаться в лагерь, и спустя минут сорок ходьбы мы увидели вдали огни освещения у нашего палаточного кемпинга. А при подходе к нему мы встретили наших потеряшек, которые бодро шли и пели свои какие-то военные песни.
Спартак поблагодарил меня за компанию и работу, а я пошел искать Лысого – спеца, с которым через час должен буду опять повести другую группу по тому же плану. Ну а что делать, раз нас, переводчиков, по пальцам пересчитать?
Аэропорт
Белый «ленд-крузер» подкатил к КПП аэродрома. Проснувшийся садык оголтело метался по помещению охраны, пытаясь вспомнить, куда он положил свой автомат. Найдя его, он выскочил на улицу и подошел к машине с наглухо тонированными стеклами. В водительском окне появилось улыбающееся лицо бородатого парня, явно не араба, одетого в «горку».
– Салам, садык, – весело крикнул он часовому. – Асдыка рус, куват хасса[83].
– Ахлян, ахлян[84]. – Часовой засуетился и начал поднимать шлагбаум.
Ратмир, а именно так звали водителя, закрыл окно и облегченно выдохнул. Он не любил свое имя, как и свою прошлую жизнь, поэтому, когда он покинул Россию и стал на путь джихада, то взял себе имя Абу Батыр Ат-Татари. Помимо Абу Батыра, в машине сидело еще четыре человека, самому младшему из которых было 14 лет: Фираз сам напросился пойти со своим братом Ахмадом, который, сидя на пассажирском переднем сиденье, крутил головой по сторонам и постоянно теребил переводчик огня на своем автомате.
– Не нервничай, брат, – сказал Ахмаду Ратмир. – Все будет хорошо, иншалла[85]. Сегодня мы исполним волю Всевышнего и получим его милость и прощение.
И добавил, обращаясь ко всем сидящим в машине:
– Братья, мы ждем сигнала от нашего брата Абу Джаляля, который скоро совершит истишхаду[86]. После этого настанет наше время. Проверьте оружие и пояса, мы скоро начнем, иншалла.
Машина тем временем уже практически подъехала к штабу. «Так, двое солдат сидят на стульях перед входом в здание, автоматы стоят у стены. Еще один копошится у машины, припаркованной справа от входа», – Ратмир разглядывал поле предстоящей битвы, поглаживая приклад своего автомата.
– Фираз, Ахмад, двое на стульях ваши, Джамаль, тот у машины – твой, – раздал указания Ратмир и, взглянув на часы, добавил: – Готовность – минута. Пусть Всевышний поможет нашему брату Абу Джалялю.
Время тянулось словно патока, Ратмир чувствовал предательскую дрожь в пальцах и мокрые ладони. Он начал беззвучно шевелить губами, произнося молитву, но закончить ее не успел. Вдали, где была ВПП[87], в небо взмыл огненно-черный клуб, а спустя пару секунд дошел и звук взрыва.
«Да упокоит Аллах его душу», – прошептал Ратмир и скомандовал: «Вперед!». Группа выскочила из машины, как черти из табакерки, но трое сирийцев у штаба в оцепенении смотрели на поднимающиеся пламя и дым со стороны «взлетки».