Серега прикупил немного колбасы, фруктов, овощей и направился в означенное отделение. Он долго просил дежурного принять передачу для Слемзона. Дежурный подтвердил, что такой здесь есть, но ссылался на какие-то маловразумительные запреты, "дачку" с продуктами не брал. Пришлось идти к следователю. Дознаватель оказался добрее, он пообещал добиться разрешения и передать немного продуктов задержанному, который не ел ничего и не курил более двух суток.
Через несколько минут из полупрозрачных пластиковых лабиринтов за спиной дежурной части Калининского РОВД в сопровождении дознавателя показался Александр Александрович.
Его старый знакомый был небрит, дорогая и светлая одежда на нем посерела, превратилась в мятый лоскут желто-коричневого цвета. Но самое страшное случилось потом, когда Александр Александрович, увидев, что дознаватель курит, срывающимся голосом стал просить того "оставить докурить". У Сереги едва не остановилось сердце – настолько больно ему было видеть друга, оказавшегося в неволе. Он еще раз глянул подрагивающие руки Сан Саныча, поднял глаза на его лицо. Быков не смог выдержать нахлынувших на него чувств, он расплакался прямо перед мутным стеклом дежурного Калининского РОВД. У милиционеров все же оказались не с такие уж зачерствевшие души, как могло показаться вначале. Они выбежали из "дежурки", усадили Серегу на какой-то топчан, принесли воды…
В тот момент, когда он увидел задержанного Александра, в тот самый миг, когда он осознал, от чего прятался красноярский предприниматель в Новосибирске, у Сереги, вместе со слезами, в одно мгновение из души исчезли все обиды на старого друга… Ушли навсегда, ибо понять – значит, простить.
С тяжелейшим камнем и болью в сердце покидал райотдел Быков, не зная еще, как и чем он может помочь старому другу.
Получилось так, что когда Александра Александровича задержали, при нем не было никаких документов – их незачем брать, когда выходишь погулять на полчаса, до ближайшего киоска.
По каким-то существующим в недрах внутренних органов правилам, из-за отсутствия при нем паспорта, задержанного определили как "бомжа" и поместили к таким же личностям, в подвал неприметного здания, недалеко от Кинотеатра Маяковского, рядом со зданием бывшего Комитета Государственной безопасности.
В Красноярск направили информацию о том, что такой-то задержан в Новосибирске и за ним нужно прислать конвой.
Примерно в это же время Серега получил на пейджер от Сан Саныча необычное сообщение. Из него можно было понять, что следователю нужен документ, удостоверяющий личность Слемзона, но сам задержанный хочет, чтобы паспорт "не нашелся".
Быков думал весь вечер, тщательно взвешивая аргументы "за" и "против". Утром решение созрело окончательно – не смотря на просьбу Сан Саныча, паспорт следователю нужно дать. Личность Слемзона установлена доподлинно, по отпечаткам пальцев, а вот отсутствие документа, подтверждающего личность, может стать для милиции весомым аргументом для того, чтобы оставить под стражей задержанного – до выяснения личности. А сколько потом эту самую личность буду "выяснять" – это знает только Бог.
Серега паспорт дознавателю принес. Тот повертел в руках документ, сделал копии всех страниц и… вернул документ Быкову.
Пока Слемзон сидел в подвале с "бомжами", прошло несколько дней. Наступили выходные, потом – праздник – День Независимости. Конвоя из Красноярска все не было. Как нетрудно было догадаться, милиционеры с берегов Енисея решили праздники провести за домашним столом, и уж потом ехать за задержанным в соседний областной центр, благо ехать-то – всего ночь.
Но тут вмешалась Судьба в лице учителя физкультуры Быкова и Дня Независимости – 12 июня.
Срок, по которому Александру Александровичу нужно было находиться в "бомжатнике", истекал утром, 13 июня. То есть в семь утра его можно было выпускать. Начальство, которое могло знать, по какой причине задержан Слемзон, на работу приходило к восьми или к девяти… Словом, было "окошко" между семью и восемью утра, 13 июня, когда можно было, пользуясь тем, что рядовые исполнители не знают того, что им не положено знать, "выдернуть" Сан Саныча из тюрьмы.
Предварительно Серега несколько раз звонил, узнавал, когда "можно приехать" за таким-то задержанным. Ему сказали, что можно приехать хоть в семь утра.
Ровно в семь утра, 13 июня Быков стоял около высоких железных ворот "бомжатника" и по телефону, висевшему на стене, справлялся, почему еще не выпустили человека, за которым он уже приехал.