— Я еще отыграюсь, — говорил он Родни. — Вот подожди, кончится эта проклятая война, тогда увидим, как долго протянет этот профсоюз у меня на фабрике. Я уволю каждого сукиного сына, который сейчас на меня работает, и импортирую в Пейтон-Плейс целую новую популяцию.
Однако Питер Дрейк, который выступал против Лесли на судебном разбирательстве «Элсворсы против Харрингтона», смотрел на это по-другому.
— Спинной хребет «Каштановая улица» сломан, — говорил Дрейк. — Когда выбит один позвонок, весь хребет не может функционировать нормально.
Родни Харрингтона, как бы там ни было, совсем не интересовала ситуация на фабрике, или хребет «Каштановая улица», или другие перемены в Пейтон-Плейс. Родни, как всегда, интересовал только он сам. У него были две, совершенно отличных друг от друга позиции. Первая — это та, которую он должен занимать, и вторая — та, что он занимал на самом деле. Занимая первую, он говорил: «Нет ничего хуже этой «необходимой» работы. Я чувствую себя таким бесполезным здесь в Америке, пока наши ребята воюют там, за океаном». Обычно он говорил это какой-нибудь симпатичной девчонке, которая тут же начинала его утешать и говорить, что он просто «необходим» для нее.
— О, да? — стандартно говорил Родни. — Как необходим? Покажи-ка мне, малышка.
В ту скудную на мужчин осень 1944-го редкая девушка отказывалась выполнить эту просьбу.
Себе же Родни признавался, что он чертовски рад, что не служит в армии. Одна мысль о грязи, недоедании, тесных казармах и плохой одежде была ему отвратительна. Любой, кто хоть немного честен, согласится с ним, думал Родни. Просто так получилось, что ему повезло больше, чем другим, и он был благодарен судьбе за это.
И что хорошего может сделать для себя парень? рассуждал Родни. Даже если предположить, что парень может смотреть сквозь пальцы на все недостатки военной службы, что из того? Стоит посмотреть на этого Нормана Пейджа, у которого теперь нет половины задницы. Вернулся с войны, подыскал себе работенку в газете и все, что он получил, — несколько медяшек и нашивок, да негнущуюся ногу. Нет, сэр, это не для Родни Харрингтона, только не для него.
Он выжал газ, и его машина с полным баком бензина и на четырех отличных колесах быстро понесла его в Конкорд на свидание с девчонкой.
Она миленькая, это да, думал Родни, но если сегодня вечером он ее не получит, он велит ей проваливать. Есть полно других девчонок, которые будут только рады встретиться с гражданским, у которого полно денег и отличная машина.
С мыслью о том, что он «должен получить Элен», Родни притормозил у винного магазина на главной улице в Конкорде и купил еще одну бутылку рома. Элен «просто обожала» ром, смешанный с «кокой». Кроме рома, у него в бардачке было шесть пар нейлоновых чулок, которые должны сыграть свою роль в уговорах Элен.
— Ой, что это! — несколькими минутами позже воскликнула она, разглядывая чулки.
«Рычаг для спускания твоих трусиков», — подумал Родни, а вслух сказал:
— Хорошенькие чулки для хорошеньких ножек.
Элен не отреагировала на глупость этой фразы, у нее была страсть к приобретениям, как у белки осенью.
Вместе они провели приятный вечер. К десяти часам вечера они хорошо разогрелись ромом и были полны дружелюбия.
— Ты меня так хорошо понимаешь, — мурлыкала Элен, гладя его по руке.
— Да? — спросил Родни и обнял Элен, положив ладонь ей под грудь. — Да? — прошептал он напротив ее щеки.
— Да, — сказала Элен и прижалась к нему. — Ты разбираешься в самых чудесных на свете вещах. Книжки, музыка и все такое.