Самый большой недостаток Элен, подумал Родни, в том, что она смотрит слишком много фильмов. Она старается говорить и вести себя так, как, ей кажется, говорят актрисы, уставшие после тяжелого съемочного дня. Его поцелуи оставляли ее неподвижной. Плохо, что в каждый фильм не вставляют сексуальные сцены, подумал Родни, тогда Элен упала бы к нему объятья, как спелый виноград. Он со вздохом вспомнил девчонок, которые не были яростными поклонницами кино и которых он бросил. С Элен, видимо, это будет долгий и трудный процесс, а он совсем не был уверен, что игра, как говорят, стоит свеч.
— Мы подходим друг другу как персик и сливки, — мурлыкала Элен у его плеча.
— Как ветчина с яйцами, — сказал Родни и начал массировать ее грудь.
— Пирожное и мороженое, — хихикнула Элен и задвигалась под его рукой.
— Хот-доги и футбол, — сказал Родни и положил другую руку ей на бедро.
— Кстати, о хот-догах, — подпрыгнула на месте Элен. — Я проголодалась. Поехали чего-нибудь перекусим.
«Ну, вот тебе и раз, — подумал Родни. — Куплю ей эти чертовы хот-доги, дюжину, если хочет, но будь я проклят, если свяжусь с ней еще когда-нибудь».
Она хихикала всю дорогу из ее квартиры до машины и хихикала, действуя на нервы Родни, пока он вел машину к ближайшей закусочной для автомобилистов за городом. Родни молчал.
— О, милый, — хихикала Элен, дожевывая последний хот-дог. — Мой малышка сердится на свою крошку?
Странно, подумал Родни, вспомнив Бетти Андерсон. Он почти слышал ее раскаивающийся голос когда-то давно, летним вечером.
— Не сержусь, — ответил он, и снова ему стало жутковато от ощущения, что он уже говорил эти слова.
— Не сердись на меня, куколка, — прошептала Элен. — Я буду очень хорошей с тобой. Только довези меня домой, и я покажу тебе, какой могу быть. Я буду лучшей из всех, что у тебя были, вот подожди и увидишь.
Изображая, что его тоже не так-то просто заполучить, Родни посмотрел на нее и улыбнулся.
— Откуда мне знать? — спросил он.
И тогда Элен сделала самую волнующую вещь из всего, что он видел за двадцать один год. Прямо в машине, при свете закусочной и в окружении людей, которые сидели в машинах не дальше, чем в шести футах от них, Элен расстегнула блузку и показала ему грудь.
— Посмотри-ка сюда, — сказала она и положила свою ладонь на грудь. — Без лифчика. У меня самая красивая грудь из всех, с какими ты когда-либо играл.
Родни захотелось поскорее убраться со стоянки, и он резко завел машину. Элен не стала застегивать блузку, откинулась на сидении, выставив свою грудь на всеобщее обозрение. Каждые несколько секунд она глубоко вздыхала, чуть выпрямлялась и с нежностью проводила рукой по груди, слегка пощипывая себя за сосок. Родни не мог оторвать от нее глаз. Она напоминала ему персонаж из книжек, которые он называл «грязные книжки». Никогда раньше он не видел женщину, так влюбленную в свое тело, для Родни в этом было что-то безнравственное, запретное и возбуждающее.
— Дай я, — сказал он и потянулся к ней, продолжая вести машину на полной скорости в сторону Конкорда.
Элен резко от него отстранилась и крикнула:
— Осторожно!
Но было слишком поздно. Когда Родни достаточно пришел в себя, чтобы посмотреть вперед, грузовик с ярко включенными фарами, казалось, был уже над ним.
Каждую весну Декстер Хамфри председательствовал на Бюджетном комитете. В его обязанности входило выступать на городском собрании в качестве посредника. Он подходил к этому со всей ответственностью и звучно зачитывал каждый пункт из повестки дня, а каждое голосование предварял произнесенным замогильным голосом вопросом.
— Вы слышали пункт, который занесен в повестку собрания. Каковы ваши пожелания по этому вопросу?
Горожане либо тут же голосовали, либо приступали к обсуждению.
— Городское собрание, — говорил каждую весну старшеклассникам Майкл Росси, — самый яркий пример демократии, существующий на данный момент в мире. Это последняя официальная инстанция, где каждый человек может встать и высказать свое мнение и предложения по поводу того, как обстоят дела в его городе.
Конечно, думал про себя Майк, вспоминая свое первое собрание в Пейтон-Плейс, это совсем не значит, что он будет услышан, но ему разрешено говорить.
На городском собрании весной 1944 года вопрос о строительстве новой средней школы не был включен в повестку дня, так как в военное время существовали ограничения на строительство, но другой вечно спорный вопрос о законе о зонах занимал прежнюю позицию. Бюджетный комитет всегда помещал этот вопрос в самый конец повестки дня, и в связи с этим обсуждение его всегда затягивалось.