— Что? — раздался крик с задних рядов, его издал старик, принявший реплику Джареда на свой счет. — А что плохого, если человек держит несколько цыплят? — спросил Марвин Поттер, один из любителей собираться у Татла. — Что плохого в том, что человек хочет заработать немного деньжат? — требовательно спрашивал он. — И для этого держит несколько цыплят?
Марвин не держал у себя на заднем дворе цыплят, он держал норок. И летом вонь от нескольких норок Марвина с Лавровой улицы доносилась до улицы Вязов, и горожане были вынуждены пожимать плечами и закатывать к небу глаза, пока приезжий подозрительно озирался вокруг.
— Цыплята — это одно, — сказал Джаред, глядя в глаза Марвину. — А норки — это другое.
— А я говорю, — ревел Марвин, — что быть членом городского управления — это одно, а быть директором — это другое.
— Мистер Кларк, — это был ровный, низкий голос Селены Кросс. — Если введут закон о зонах, значит ли это, что я и мой брат должны будем убрать загон для овец?
Джаред хмыкнул, улыбнулся и кашлянул, однако ответ был один, и он знал это.
— Да, — сказал он.
— Ну, не ерунда ли! — сказал кто-то, но не встал и остался неизвестным.
Декстер Хамфри постучал молоточком, чтобы восстановить порядок, а Сет Басвелл, прищурившись, посмотрел на Селену Кросс. Насколько он знал, все прошедшие годы Селена была за введение закона о зонах, он удивился, что же могло заставить ее изменить свое мнение.
— Я предлагаю, — сказала Селена, — исключить этот вопрос из повестки собрания.
— Я второй за это предложение, — крикнул Марвин Поттер.
— Все согласны?
Примерно шесть голосов поддержали «да» Селены.
Декстер Хамфри вытер руки носовым платком. Он прочитал двадцать первый пункт еще раз. После того как он задал свой обычный вопрос, он поставил его на голосование, и впервые по вопросу о зонах Пейтон-Плейс добровольно дал новые полномочия членам городского совета.
Собрание окончилось, Питер Дрейк стоял в коридоре и прикуривал сигарету. К нему присоединился Майкл Росси, не по предварительному соглашению, а просто так получилось, что они оба были в одном коридоре. Вместе они стояли и наблюдали, как Лесли Харрингтон покидает зал суда, рядом с ним шли Сет, д-р Свейн, Джаред Кларк и Декстер Хамфри.
— Ну, не странно ли, — заметил Питер, слегка улыбаясь. — Пока они были по разные стороны, каждый из них занимал твердую позицию, а сегодня, когда они стояли вместе, один из них упал. Я всегда думал, что Сет ненавидит Лесли. Кроме сегодняшнего дня у него никогда не будет шанса обыграть Лесли.
Майк посмотрел на кончик сигареты.
— Харрингтон потерял сына, — сказал он. — Вот почему никто из них, кроме Джареджа, не сказал ни слова. И Джаред бы ничего не сказал, если бы не был вынужден отвечать на вопросы.
— Раньше, если бы кто-то потерял сына, это бы не остановило Харрингтона, — зло сказал Дрейк. — И как это вдруг все так подобрели к этому сукиному сыну?
Майк посмотрел на адвоката.
— Вы откуда, Дрейк? — спросил он и только через целую минуту осознал, каким тоном он задал этот вопрос.
«О, Господи! — подумал он. — Я должен был предвидеть. Начинаю разговаривать как настоящий обитатель раковины». Он запрокинул голову и расхохотался.
— Из Нью-Джерси, — сказал Дрейк, глядя на хохочущего Майка. — А вы?
— ИзПейтон-Плейс, — сказал Майк. — Через Нью-Йорк, Питсбург и другие точки на юге.
Мужчины с Каштановой улицы сели в машину Харрингтона.
— Интересно, а где сегодня Чарльз Пертридж? — спросил Дрейк.
— Дома в постели, гриппует, — сказал Майк. — Но если бы он был здесь, он бы вернулся на Каштановую улицу вместе с остальными в машине Харрингтона.
— И все равно, — сказал Дрейк, выбросив сигарету. — Кончились старые времена. Хребет «Каштановая улица» сломан.
— Может быть, — сказал Майк и вышел на улицу.
Как-то утром, в один из солнечных майских дней Бак Маккракен впервые осознал значение слов, которые слышал годами.
— Тесен мир, — говорили люди, но Бак всегда молча протестовал против этого.
Мир огромен, думал Бак, миллионы миль ввысь, вглубь и ширину. Пусть-ка попробует тот, кто говорит, что мир тесен, пройти как-нибудь от Пейтон-Плейс до Бостона. Может, тогда они заткнутся и поймут наконец, какое чертовски большое место этот мир.
В то утро Бак сидел у стойки в ресторане Хайда. Он всегда сидел в самом конце, но это случалось не очень-то часто, так как каждый знал, что это «место Клейтона Фрейзера». Кто бы ни сидел на этом месте, стоило появиться Клейтону, человек сразу вставал и пересаживался на другое место. Баку нравилось сидеть в конце стойки, потому что это было рядом с окном, выходящим на улицу Вязов, и оттуда он мог поглядывать на черную машину шерифа, припаркованную у обочины. Бак гордился своей служебной машиной. Он следил за ней, она всегда была вымыта, и Бак с любовью смотрел на нее. Приезжий вошел в ресторан, и Бак с улыбкой отвернулся от окна.