— А как же девушка? — спросил Делани, кивая на окруженную толпой горожан Селену. — У нее есть какие-нибудь планы? Куда она поедет?
— Послушайте, — устало сказал Дрейк, — почему бы вам самому ее не спросить? Я еду домой.
Для Эллисон Маккензи лето тянулось очень долго. Большую часть времени она сидела в своей комнате или в одиночестве гуляла по улицам Пейтон-Плейс. Она ложилась рано, а вставала поздно. Иногда она заходила к Кэти Уэллес, но, когда это случалось, она не чувствовала себя уютно. Как будто стена выросла между двумя подругами, и, хотя Эллисон понимала, что это не стена враждебности или непонимания, а стена счастья, это не уменьшало у Эллисон ощущения потери.
Стена счастья, думала Эллисон, какое счастье жить за такой стеной.
Кэти левой рукой придерживала ребенка, который сидел у нее на коленях. Пустой рукав хлопчатобумажного платья был аккуратно подколот булавкой. Эллисон задумалась, как Кэти одевается сама каждое утро.
— Счастье, — сказала Кэти, — в том, чтобы найти место, где тебя любят, и остаться там. Вот почему я никогда особенно не жалела, что не получила много денег после того несчастного случая. Если бы у нас с Луи появились деньги, возможно, нам бы захотелось попутешествовать, но мы бы никогда не нашли такого места, как это.
— Ты всегда была увлечена Пейтон-Плейс, — сказала Эллисон. — Не знаю почему. Это один из самых худших примеров маленького городка, — так я думаю.
Кэти улыбнулась:
— Нет. Неправда.
— Разговоры. Разговоры. Разговоры, — раздраженно сказала Эллисон. — Пейтон-Плейс знаменит своими разговорами. Говорят о каждом.
— Туфта, — не очень вежливо сказала Кэти. — Во всем мире все говорят обо всех. Даже в твоем замечательном Нью-Йорке. Уолтер Уинчел самый большой старый сплетник из всех. Он хуже Клейтона Фрейзера, «девочек Пейджа» и Роберты Картер вместе взятых.
Эллисон рассмеялась.
— Уинчел — это другое дело, — сказала она, — он платит за сплетни.
— Плевать, — сказала Кэти. — Если я когда-нибудь видела скупщика краденного, я видела его в колонках Уинчела. Мы, по крайней мере, не выставляем свое грязное белье напоказ в газете.
Эллисон пожала плечами.
— Газеты ограничивают себя известными личностями, — сказала она. — В Пейтон-Плейс интересуются каждым.
— Здесь сейчас все чествуют Селену, если так можно сказать. Селена и Пейтон-Плейс — это тебя беспокоит? — спросила Кэти.
— Да, — признала Эллисон. — Я думаю, Селена поступает глупо, оставаясь здесь. Ей следовало бы взять Джо и уехать в Лос-Анджелес к Глэдис, там ее никто не знает. Она ведет себя как страус, будто ничего не произошло. Правильно или нет, а это случилось, и теперь люди начнут говорить. Это только вопрос времени. Все эти замечательные друзья, которые так не хотели, чтобы ее повесили, повесят ее сами своими злыми разговорами.
— И это тоже пройдет, — сказала Кэти. — Так всегда бывает.
— Через сто лет разговоров, — сказала Эллисон и встала, чтобы уходить. — Ты увидишь. В конце концов Селена будет вынуждена уехать.
— Непохоже, чтобы она собиралась убегать, — сказала Кэти. — Вчера я была в магазине твоей мамы. Селена дружески беседовала с Питером Дрейком. Она не уедет.
— Ты всегда в любом разговоре видела перспективу для любовных отношений, — резко сказала Эллисон. — Не волнуйся. Дрейк не станет рисковать из-за Селены. Тед Картер не стал, и он не будет. Мужчины все одинаковы.
— Господи! — воскликнула Кэти. — Что с тобой случилось там, в Нью-Йорке? Ты никогда так не говорила до того, как уехала.
— Я поумнела, — сказал Эллисон.
— Чепуха, — сказала Кэти. — Все, что тебе надо, — это найти хорошего парня и выйти за него замуж.
— Нет уж, спасибо, — ответила Эллисон. — Любовь и я плохо совместимы.
Заявление Эллисон было слишком легкомысленным, но в это лето она не только думала так, она в это верила. За любовью пришла боль, которой не было до отъезда из Нью-Йорка, но которая выжидала, пока Эллисон вернется в Пейтон-Плейс, и теперь переполняла ее. Эллисон казалось, она умрет от этой боли. Боль была такой сильной, что Эллисон задыхалась, и такой острой, что у нее обнажились все нервы, и от этого было еще больнее.
Эллисон заново переживала свои детские потери и рыдала от жалости к самой себе. «Я потеряла Родни Харингтона для Бетти Андерсон, Нормана Пейджа для его матери и маму для Майкла Росси. Что я сделала не так? Что со мной происходит?»