Позже, когда Альберт Кард рассказал эту историю своей жене Мэри, она сказала:
— В этом городе, наверное, полно подобных типов. Сначала эта история о Сэмюэле Пейтоне, а теперь об этой мисс Эстер Гудэйл.
Норман Пейдж сидел за столом на кухне, пока его мама наливала ему горячий шоколад.
— У тебя был хороший день, дорогой? — спросила она.
— Конечно, — ответил Норман с отсутствующим видом. Он думал об Эллисон и мисс Эстер.
— Расскажи, как ты его провел, дорогой.
— Нечего рассказывать. Такой же день, как и все другие. Сегодня немного занимались алгеброй. Мисс Тронтон говорит, нам это понадобится, когда мы перейдем в среднюю школу.
— О? А тебе нравится мисс Тронтон, дорогой?
— Да, она что надо. Не цепляется, как другие учителя.
— А как получилось, что ты шел домой вместе с Эллисон Маккензи, Норман?
— Просто она была на нашей улице и пошла со мной.
— Но что она делала на Железнодорожной улице? Она ведь живет на Буковой улице.
Эту часть дня Норман просто ненавидел. Обычно в это время он сидел и пил горячий шоколад, или молоко, или сок, хотя почти всегда этого не хотел, а мама расспрашивала его о детях, с которыми он общался в течение дня.
— Я не знаю, что здесь делала Эллисон, — резко сказал он. — Просто, когда я шел домой, она тоже шла по нашей улице.
— Тебе нравится Эллисон, дорогой? — спросила мисс Пейдж.
— Да, она ничего.
— Значит, она действительно тебе нравится!
— Я этого не говорил.
— Нет, говорил.
— Не, не говорил. Я просто сказал, что думаю, что она ничего.
— Это то же самое. Она тебе нравится так же, как мисс Тронтон?
— Я никогда не говорил, что мне нравится мисс Тронтон!
— О, Норман! Твой голос!
Мисс Пейдж опустилась в кресло-качалку. Норману стало стыдно, он почувствовал себя виноватым и подбежал к ней.
— О, мама. Я не хотел. Правда, я не хотел. Извини.
— Все хорошо, дорогой. Тут уж ничего не поделаешь. В твоих жилах течет кровь твоего отца.
— Нет! Нет, это не так!
— Да, дорогой, это так. Ты точно такой же, как твой отец, как Каролина и Шарлотта.
— Нет, я не такой.
Слезы заполнили глаза Нормана, у него сжало горло, и он зарыдал.
— Я не такой, как они, — кричал он.
— Такой, дорогой. Да, такой. Ах, может быть, ты будешь гораздо счастливее, если я умру и ты станешь жить со своими сестрами.
— Не говори так, мама. Ты не умрешь!
— Да, Норман, умру. Наступит день, я умру, и ты должен будешь жить с Каролиной и Шарлоттой. О, мой дорогой сын, даже на небесах я буду плакать, видя, что ты остался в руках этих ужасных, злых женщин.
— О нет! Нет, нет, нет!
— Да, дорогой. Скоро я умру, может, для тебя это будет лучше.
— Ты не умрешь. Нет. Что я буду без тебя делать?
— О, у тебя есть Каролина и Шарлотта, мисс Тронтон и Эллисон. Ты прекрасно проживешь без своей мамы.
Норман опустился на пол у ног Эвелин. Он истерически рыдал, вцепившись в ее юбку обеими руками, но она не смотрела на него.
— Нет, не проживу. Я сам умру. Я люблю только тебя, мама. Я больше никого не люблю.
— Ты уверен, Норман? Больше ты никого не любишь?
— Нет, нет, нет. Больше никого. Только тебя.
— А разве тебе не нравятся мисс Тронтон и маленькая Эллисон, дорогой?
— Нет. Нет. Я ненавижу их! Я ненавижу всех, кроме тебя!
— Ты любишь маму, Норман?
Рыдания Нормана стали сухими и болезненными, он без конца икал.
— О да, мама. Я люблю только тебя. Я люблю тебя даже больше Бога. Скажи, что ты не оставишь меня.
Норман склонил голову ей на колени, и миссис Пейдж долго и молча гладила его по волосам.
— Я никогда не оставлю тебя, Норман, — наконец сказала она. — Никогда. И, конечно, я не собираюсь умирать.
Кенни Стернс поднял голову и огляделся вокруг. С того места, где он лежал, Кенни с трудом мог разглядеть смутные очертания других людей, лежащих на полу в его подвале. Он удивился, кто бы это мог быть.
— Кажется, ими завален весь подвал, — вслух сказал Кенни.