Выбрать главу

   Как все-таки интересно устроена человеческая психология. Как говорил один мой знакомый, уехавший в Израиль: "Чтобы стать русским нужно было приехать сюда. Здесь именно так нас и зовут". Советские финны, уехавшие из всего постсоветского, хоть из Кыргистана, в Финляндию, также называются местными -- русские. Вне зависимости от этнической принадлежности и страны происхождения.

   У кого-то из латиноамериканских классиков есть сюжет о гонке колонн тяжёлых грузовиков где-то на горной дороге в Венесуэле. А проблема там была очень простая. Сначала, при Муссолини, из Италии бежали коммунисты и социалисты, организовали диких водителей и стали организовано возить грузы. Потом прибежали тоже итальянцы, тоже социалисты, только "национал". Попытка договорится оказалось плохой идеей. Особенно из-за общего языка, обеспечивающего полное взаимопонимание и такое же неприятие. И две колонны тяжёлых "фиатов" с прицепами несутся наперегонки по отрогам Анд, сбивая друг друга в пропасти.

   Потан был изгнан из семьи и из рода. Под угрозой смерти. Пожалуй, именно у него больше всего оснований не любить "пауков". Кстати, те его сегодня разглядывали очень враждебно. Там он "враг народа". Их "паучьего" народа. А здесь он чужак. Не смотря на десять лет жизни в усадьбе, жену, детей. Первый кандидат на... персональные приключения в общенародном исполнении.

  -- Вы чего на батяню смотрите? Он никому ничего не скажет. Он "пауков" не любит. Еще больше вашего.

   Любава чётко схватывает и также формулирует. Умница малявка. Снова устами младенца глаголет истина.

   "Тьмы низких истин нам дороже    Нас возвышающий обман".

   Но это никому не нравится. А утечка будет. Кто здесь "крот"? Или просто болтун? Или "паучий" прикормленный контакт? Аким прав -- если "пауки" подымутся, то рябиновским будет плохо. Зря я так публично... ляпнул. Дур-р-рак ты, Ванька. Всех подставил. Запалят ночью и всех на усадьбе... Я-то со своими может и выскочу, пробьюсь. А Марьяша со сломанной ногой? Аким с битыми рёбрами? Яков с Охримом и еще там двумя -- они ведь господина своего не бросят. А Любавины родители? Потану... и за прежнее... А баб наших прежде чем убить... И Домна... Они же за свои страхи на ней... "выспятся".

   Аким постанывая, и жалуясь на болячки, отправился на покой. Марьяше, поддерживая ногу в лубке, помогли добраться до спальни. Туда же убежал и Ольбег, встревоженно напоследок заглянув мне в глаза. Народ расползался по конурам, не допив и не доев. Поломал людям праздник.

   Хватит печалиться. Уныние -- смертный грех. И по здешним понятиям, и в моем времени. Дело надо делать. Какое? А как в типовом дюдике-видике: найти настоящего "стукачка" - "паучка". Взамен несправедливо оклеветанного молвой и общенародным мнением Потана. А как его выявить? Я что, детектив с трубкой? Или умудрённый уседенённый контрразведчик с большими звёздами? Я вообще все эти... службы -- не переношу. До блевания. Мне же самому это же и изображать? Да пошли они все...

   Альтернатива вырисовалась объёмной движущейся картинкой.

   Ночь, Рябиновка горит. В отсветах пожара по двору мечутся бабы, дети, мужики. Дико ржут лошади в пылающей конюшне. Рушится, проваливается внутрь горящая крыша на амбаре, широко разбрасывая облака разноцветных, от белого до багрового, искр. По краям двора в темноте шевелятся серые пятна "пауков". Они вскидывают свои дровеняки и опускают на головы пробегающих, пытающихся спастись людей. Аким стоит на боярском крыльце в одной нижней рубахе, топает босыми тощими ногами, держится одной рукой за бок, другой призывая людей к себе. Ему втыкают вилы в живот. Медленно поднимают и переваливают в сторону в свете пляшущих языков пламени.

  -- Ладно. И мы пойдём. Спать пора. Парни -- вы мне нужны. Потан, пойдём-ка со мной, потолкуем перед сном.

   Любава дёрнулась.

  -- Как же так? Ты мне не веришь? Батяня хороший...

   У ребёнка уже и глаза на мокром месте. "Батяня -- хороший". Ты вспомни, что сегодня утром кричала во дворе, когда он тебя за ухо домой волок. Я и половины таких слов не знаю. Потан идет... как на казнь.

  -- В поруб?

  -- Нет. Ко мне. Поговорить надо. Любава, с матерью -- домой. Сразу.

     

Глава 49

   Только вошли в свои сени -- погнал команды командовать. Чарджи с Ноготком -- во внутренний двор, в кусты, в засаду напротив нашей избы. Ивашку в одни сени, Николая в другие. В избе оконца и с фасада, и с тыльной стороны. Но со стороны фасада -- двор усадебный, народу много ходит даже и ночью. Если кто будет подслушивать -- придёт от кустов. Люди по местам разошлись, Потан столбом стоит. Мда... бардак у меня. До сих пор всякое барахло неприбранное лежит. Вон парные мечи мои с "людоловского" хутора привезённые. Только и сумел, что развернуть свёрток. Ни почистить, ни ржавчину свести, ни на рукояти оплётки поставить... Достал нашу писальную доску. Ударение, пожалуйста, правильно. Мы на ней пишем.

  -- Садись, рассказывай.

  -- Чего?

  -- А чего хочешь. Про Паучью весь. Ты давно там был?

  -- Так уже десять лет.

  -- А с "пауками" давно разговаривал?

  -- Года три уже.

   Как-то он замялся. Уточним. Выстрел в тумане. Как ёжик.

  -- А с "паучихами"?

   Попал. Во что - не знаю, но мужик запнулся.

  -- Третьего дня.

  -- С мачехой?

  -- Если "пауки" узнают... отец её убьёт.

   Постепенно, слово за слово, вытаскивается на свет история этой "не легитимной любви". Десятилетней. С непрерывным мордобоем на той стороне, с нелюбимой женой и поэтому тоже мордобоем -- на этой. Со свиданиями украдкой под страхом смерти. Ещё один эффективный способ испортить жизнь себе и любимому человеку. Надолго, навсегда.

   "Батяня хороший"... А батяня-то... "не плотник, а стучит". Да, Потан, рассказывал своей даме о делах на усадьбе. Просто пытался развлекать общим трёпом. Но его возлюбленная, с его слов, в веси вообще рот не открывает -- муж бьёт её по поводу и без. Местные бабы смотрят на неё как на парию. Родни у неё нет. Так что, по мнению Потана, даже если он и скажет ей про "версты межевые двойные", то она все равно не расскажет. А он и не скажет. Что он, дурак что ли?

   В пересказе слов его дамы получалось, что "пауки" получают информацию об усадебной жизни из каких-то других источников. Как тяжело извлекать истину из человека. Даже когда он настроен на сотрудничество. Все-таки работать с объективной реальностью куда как проще. Я снова и снова заставлял Потана вспоминать каждое его свидание. Отнюдь не в форме: "А когда ты её вот так положил -- ей это понравилось?" Не до того. Вспоминал он... тяжело. Всякие рассказы на общественно-социальные темы хоть из жизни Рябиновки, хоть из "паучьей" - были для них только несущественной приправой перед прелюдией и перед спешным прощанием. Зато неинтересные мне и не озвучиваемые картинки и детали этих тайных встреч весьма действовали на самого рассказчика. Это просто было видно. Бедная Светана -- её ждёт бурная ночь.

   Слушая его пыхтение, я снова и снова прокручивал сказанное. Что-то такое... какая-то странная закономерность. Странная для меня. Ну конечно! Все новости каждый год доходили из Рябиновки в Паучью весь только в летнее время. Каждую весну Потан вываливал на свою партнёршу кучу новостей. Большая часть из который ей были неизвестны. А вот потом новостная тема становилась очень... тощей. До следующей весны. Как-то для специалиста по информации -- странно. Я понимаю -- сезонные полевые работы. Но информационные каналы -- не берёзовый сок. Что битам, что байтам - температура среды не интересна. Это у барона Мюнхаузена звуки музыки замерзают в русских снегах до состояния разноцветных льдинок. А информации -- все равно.

   Стоп. Это при передачи информации с носителями из электромагнитных волн. А вот акустические колебания... они же - трёп человеческий... Раз человеческий, то и "говорун", и "слухун" выходят в контакт по сезону. Контакт явно происходит где-то вне усадьбы. В лесу? Все местные жители живут по погоде. Но чтоб только в тепло покидать усадьбу...