Чудны дела твои, господи. А дела людей твоих -- еще чуднее.
Потом Ноготок продемонстрировал пару ударов чисто воспитательного свойства. Один - просто по ляжкам. А вот второй -- в место соединения ягодиц и бёдер. Там такой... интересный рельеф. И традиционно нежная кожа. Пример очень эффективным оказался. Светана снова вскинулась, дёрнулась и... описалась. Прямо на столе.
Я уж думал командовать "отбой", но Ноготок исполнил еще два "кусочка берёзовой каши" - на пару пальцев выше и ниже от этого "палкотворного источника". И объяснил:
-- Теперь не присядет. Пару дней. Потом -- повторить. Раза три-четыре.
-- Зачем?
-- Для памяти. Одно дело -- наказание, другое -- поучение. Наказание -- во след, поучение -- наперёд.
Сухомлинские средневековые. Песталоцци свято-русские. Хотя... надо бы глянуть в "Поучение" Мономаха. Там вроде бы тоже что-то есть. Что-то такое... кнутобойно-педагогическое. Или не у Мономаха, а в "Изборнике"? А, вспомнил:
"Казни сына своего от юности его, и покоит тя на старость твою и даст красоту души твоей; и не ослабляй, бия младенца: аще бо жезлом биеши его, не умрет, но здравие будет. Ты бо, бия его по телу, а душу его избавляеши от смерти... Любя же сына своего, учащай ему раны, да последи о нем возвеселишися, казни сына своего измлада и порадуешься о нем в мужестве... Не смейся к нему, игры творя: в мале бо ся ослабиши - велице поболиши [пострадаешь] скорбя... И не дашь ему власти во юности, но сокруши ему ребра, донележе растет, и, ожесточав, не повинет ти ся и будет ти досажени, и болезнь души, и тщета домови, погибель имению, и укоризна от сусед, и посмех пред враги, пред властию платеж, и досада зла".
Хорошо сказано: "сокруши ему ребра", а то будет "досада зла" и "пред властию платеж".
Но детей в этом педагогическом пособии рекомендовано бить не розгой, а "жезлом". Это дубье какое-то? Или какая-то железяка? Ладно, своих детей у меня тут пока нет. Разве что Ольбега? "и не ослабляй, бия младенца". Как-то не хочется. Пусть уж Аким сам внука своего этим дубьём...
Разные люди разное важнейшим в делах моих полагают. Иным милее всего победы воинские. Поражения врагов наших, пределы Русской земли раздвинутые. Другие более мирными делам моим радуются -- новым городам поставленным, путям проторенным. Иные славословят за церкви православной укрепление и устроение.
Однако сие все не мною сотворено, но по слову моему. Сотворено людьми моими. Мною собранными, обученными, на дела сии поднятыми. А были бы не обучены, то и слова мои шумом пустым остались бы.
Как людей учить -- сие забота велика есть. Дитя поротое, битое хоть розгой, хоть рукой -- честным мужем стать не может. Поступая в делах своих от страха наказания телесного, может ли сей отрок юный понять страх от совести своей? Дух честной не растёт из задницы, плетью полосованной. Честь в душу не вбивать надобно, уподобляя её затычке в бочке, а выращивать, подобно дереву из семени. Добрые "садовники" надобны.
Вот и полагаю я, что главное дело моё -- что сыскал таких "садовников", что дал им "делянки", что сумел "сады" эти сберечь и приумножить. А не было бы сего -- и все остальное не случилось бы.
Только вытащил у Светаны из зубов свою портянку -- вся промокла от слюней, теперь сушить надо -- как пошёл текст с подвыванием.
-- Чарджи, миленький, помоги подняться.
Мда. Надумала овечка у волка сочувствия просить. А холопка -- у инала. Чарджи ласково улыбнулся, погладил её по лицу и сообщил;
-- Жрать давай, дура. Быстро. А то я еще добавлю.
Все. Нет сочувствия -- незачем плакаться. Тут еще и Николашка открытой ладонью по ягодичкам хлопнул. По раскрасневшимся в полоску. Баба, умываясь слезами и взвизгивая при каждом движении, слетела со стола как ракета. Вся одежда мгновенно упала по фигуре. Побежала. Скособоченная. Простоявший все это время в дверях с заинтересованно-доброжелательным видом Хотен, ущипнул пробегавшую мимо бабу за задницу. Она снова взвыла, а он попался мне на глаза. Ну-ка иди сюда, кухарь-медосборщик. Представитель древнейшей профессии. Но не женской.
А что еще имеет место быть "в краю моем"?
Команда: "фильтруй базар", когда "базар" исполняется Хотеном, требует полного напряжения сил и постоянного внимания. Пока мои ребята выносили под дождь "подписанный" Светаной стол -- ну не завтракать же в таком интерьере? - Хотен сообщил свою "сводку Информбюро". Таки да -- я многое пропустил.
После того, как я позавчера вырубился, в усадьбе остались два покойника. Лежат в малой "господской" бане. Обмытые, но не похороненные -- гробов нет. Звяга, наш плотник, который гробы делает в свободное от основной работы время, сильно ругается -- работы много. Типа: когда ж это кончится? Когда же упокойнички перестанут, как рыба на нерест, косяком ходить?
Пришлось объяснить Хотену для передачи приказа в производство: в гробо-изготовительном бизнесе надо переходить от работы на заказ к работе на рынок. Мелкосерийное производство налаживать. Косяк -- не косяк, а запас должен быть. Конкретно: две домовины постоянно в запасе. Впрок. Кажется, я что-то не то сказал. Как-то туземцы не очень понимают насчёт "неснижаемые остатки на складах". Потому что у Хотена отвалилась челюсть. А пробегавшая Светана чуть корзину с хлебом не упустила.
-- А... Э... Господине... А для кого? Под какой размер-то делать?
-- Для кого -- найдётся. Не боись -- не залежится. Размер -- твой. Кстати, тебе и могилы копать. Впрок. Чтоб всегда две были заготовлены. А то, сам понимаешь, гробы Звяга понаделает, а куда класть -- нет. Непорядок.
С мёртвыми разобрались -- пошли о живых. Причём некоторые -- ну очень живые. Даже чересчур. Макуха, после моего цирка, сунулся, было, еще раз младшего Хохряковича допросить. Тот после смерти брата и отца -- никакой. Есть дурни что думают, будто калёным железом можно любую тайну вызнать. Правильно думают. Но забывают, что железо это надо к тому прикладывать, кто эту тайну знает, и говорить может. А Хохрякович - и говорить не может. Плачет, воет, в обморок падает. Толку -- нуль и нуль в периоде.
Макуха... ну снаряд самонаводящийся! - решил, что у волхвов тоже еще много чего есть. Из особо ценного, легкоуносимого. "Малёк вон -- пуд серебра приволок. Нешто здоровые мужи и по-более не возьмут?".
Давай моего "скалозуба" допрашивать. А тот после болотного марша... сильно неразговорчивый. Тоже сунулись с железом. Но не вышло.
"Тут чья усадьба? Тут кто хозяин?". Влез Аким с комментариями на тему: кто этого полонянина взял, да как это пришивается к делам хоть о смерти Храбрита, хоть о битых "пауках". И какие последствия он обеспечит по статье: "Порча чужой собственности без достаточных оснований". И как выглядит: "Превышение должностных полномочий" в его, славного сотника смоленских стрелков, описании. И вообще: "Сущность принадлежит тому, кто в состоянии её уничтожить". Без непереносимых для себя последствий.
Была куча криков и "вятшести". Интересно, что Аким меня в качестве пугала приспособил. Дословно прозвучало: "А вот сынок мой счас подымется и своего "живого упокойника" на вас натравит". Уважают, однако.
Глава 66
Крикнуто и выпито было много. И того и другого -- чересчур. В результате, вчера утречком раненько куча народа отправилась в "Паучью" весь.
Макуха со своими - для проведения карательной операции против плетнёвских "медвежатников", Аким со своими -- для поддержки "карателей" и присмотра на предмет разбазаривания и нецелевого использования.