«За небом Елан. Как дорога туда далека!»
Не всегда пути Ли Бо определялись его доброй волей и собственными устремлениями. Оклеветанный, брошенный в тюрьму, усилиями друзей замененную ссылкой, он пишет в дороге горькие стихи, вспоминая о покинутом доме и ощущая печаль, разлитую в природе.
С пути на юг в Елан посылаю домашним
За небом Елан. Как дорога туда далека!
Наш лунный холодный шатер опустел так нежданно!
Вон северный гусь возвращается сквозь облака,
А я — все на юг, не дождавшись вестей из Юйчжана.
Елан: область в р-не совр. уезда Чжэнъань близ г. Гуйчжоу, куда был сослан Ли Бо.
Лунный шатер: реминисценция из Цао Чжи, где говорится о горюющей одинокой женщине, здесь имеется в виду дом Ли Бо, где осталась жена с детьми.
Юйчжан: местность близ совр. г. Наньчан в пров. Цзянси, где в то время жила семья Ли Бо.
Спозаранку выезжаю из города Боди
Покинул поутру заоблачный Боди,
К Цзянлину сотни ли челн мигом пролетит,
Макаки с берегов галдят на всем пути,
Но тяжесть тысяч гор осталась позади.
На пути в ссылку в Елан именно в этом месте Ли Бо настиг указ об амнистии («смертники переводятся в ссыльных, ссыльные освобождаются»), и он повернул назад на восток
Боди: город на одноименной высокой горе в восточной части уезда Фэнцзе пров. Сычуань, в начале периода Восточная Хань построен Гун Суньшу по прозвищу Белый Дракон; по преданию, в городе находился колодец, в котором будто бы жил дракон, и потому покровителем города считали Белого Дракона, одного из 5 Небесных Владык, повелителя западного неба и духа звезды Тайбо, чьим временем была осень; в городе находился храм Чжугэ Ляна.
Цзянлин (или Цзинчжоу): округ и уезд (совр. уезд Цзянлин пров. Хубэй).
Тяжкие горы: образ освобождения, тем более противопоставленный легкому челну, который везет поэта к родным местам.
Учусь у Древности думать о приграничье
Стою печально на Главе Дракона
И Вас не вижу. Все внутри дрожит.
Ведь даже ручеек, похоже, стонет,
Сочувствуя, по склону вниз бежит.
Наполнен грустью этот мир бескрайний,
Заходит солнце, и встает тоска,
Гора смыкается с небесной далью,
Плывут по кромке неба облака.
И мнится — белый гусь из темной ночи
С надрывным кликом опуститься смог,
На лапке — весточка: мой дальний хочет
Послать своей далекой тяжкий вздох.
Душа моя разорвана страданьем,
Скрывает снег цветы десятый год.
У Вас там нет весны, в том крае дальнем,
Не возвратитесь Вы, уйдя в поход.
Как смутный сон, от Вас я далека,
В слезах-жемчужинках одежд шелка.
Глава Дракона: гора Луншоу на границе пров. Шэньси и Ганьсу, на ее вершине начинается горный ручей, к северу от нее простирается пустыня, где были расположены пограничные заставы.
Белый гусь: поэтический символ письма.
«Я знаю мудрость, что несет вино»
Кто возьмется утверждать, что китайцы услаждали себя вином лишь на природе? Но душистое зелье, в котором покачиваются желтые лепестки осенних хризантем, среди умиротворяющей и чистой природы — это ритуал. Они неотделимы друг от друга, оба даруют свободу и возвращают к естественности утраченной цивилизовавшимся человеком чистой изначальности.
И потому в пейзажной лирике возлияние — не кутеж, а духовное очищение.
В одиночестве пью под луной
1
Среди цветов стоит кувшин вина,
Я пью один, нет никого со мною.
Взмахну бокалом — приходи, луна!
Ведь с тенью нас и вовсе будет трое.
Луна, конечно, не умеет пить,
Тень лишь копирует мои движенья,
И все-таки со мною разделить
Помогут мне весеннее броженье.
Луна шалеет от моих рулад,
А тень сбивают с ног мои коленца,
Пока мы пьем — друг другу каждый рад,
Упьемся — наша тройка распадется…
А что бы — дружества Земли презрев,
Бродить мне с вами между звездных рек!
2
Не будь столь любо Небесам вино —
Там не было бы Винного созвездья,
Не будь Земле столь сладостно оно —
Нам Винный не был бы родник известен.
Вино приятно Небу и Земле,
Так перед Небом этот грех не страшен.
Ты святость обретешь навеселе,
Ты мудрость обретешь от доброй чаши.
А раз уж, выпив, ты и мудр, и свят, —
Зачем же улетать нам к горним сяням?
Три чаши отворят широкий Тракт,
Большой черпак — мы вновь Природой станем.
И если ты сей вкус вина прозрел —
Храни секрет от тех, кто протрезвел.
3
В Сяньяне птичий гам, взошла луна,
Цветы накрыли землю, как парчою…
Так что ж тоской весна моя полна?
С чего я пью перед такой красою?
Богат ли, беден и когда умрешь —
Все сочтено давно судьбой предвечной,
А в чарке — жизнь и смерть ты обретешь,
Кто в силах знать, чем век его помечен?!
Ни Неба, ни Земли хмельному нет,
Подушка для него всего дороже,
Ведь даже тела потерялся след…
Такого чувства выше быть не может!
4
Тоска приходит сотнями дорог,
Но у меня тут — сотни три бокалов,
Без них тоску прогнать бы я не смог,
Тоска бескрайня, если зелья мало.
Я знаю мудрость, что несет вино,
Оно в безбрежность душу раскрывает.
Пусть кто-то уморил себя давно,
А кто-то бедствует и голодает…
Коль не познать веселия сейчас —
Что слава запоздалая, пустая?
Клешня от краба — Сок Златой для нас,
А холмик сусла — это холм Пэнлая.
Ты доброго вина не избегай —
С луною вознесешься в горний рай!
№ 2.
Вино— не злая дурманящая стихия, а благородное очищающее Зелье. Оно благословлено и Небом, и Землей, иначе не существовало бы ни Винного созвездья из трех звезд (на современных картах — часть созвездия Льва; в древних книгах оно упоминается как флажок (вывеска) над винным домом), ни Винного источника с винным привкусом в пров. Ганьсу, по преданию, открытого ханьским императором У-ди.