Выбрать главу

Смотрю на вершины Пяти старцев близ горы Лушань

Вон там — пять скал, сидящих старых человечков, Златые лотосы под сферой голубой. Видна отсюда прелесть вся Девятиречья. Уйду от мира к этим тучам под сосной.

725 г.

Уже в первый свой приезд на Лушань Ли Бо присматривался к возвышающимся среди зелени над девятью рукавами великой Янцзы Пяти старцам — крутым скалам к юго-востоку от горы Лушань, напоминающим кто поэта, кто монаха, кто рыбака с удой; в конце 750-х годов именно у подножия этих скал он построил дом, назвав его Академией Синего Лотоса (то есть кабинетом даоса-отшельника).

В Сюньянском монастыре Пурпурного предела пишу, ощущая осень

Что-то осень мне тихонько шепчет Шелестом бамбуков за окном. Этот древний круг событий вечный Задержать бы… Да не нам дано. Я замру, от этих тайн вкушая, В беспредельность дух послать могу. Тучка, от Чжуннани пролетая, Зацепилась за мою стреху. Что сказать мне Тан-гадатель сможет? Да и Цзичжу не отыщет слов. Сорок девять лет уже я прожил, Знаю: то, что было, то ушло. Необузданность моя уснула, Мир уже меняется давно, Вот и Тао Цянь домой вернулся, И созрело доброе вино!

750 г.

Спустившись со склонов Лушань, Ли Бо задумался о бренном и вечном, остановившись в монастыре Пурпурного предела (так назывались несколько даоских монастырей, сооруженных по приказу императора Сюаньцзуна в обеих столицах и в центрах округов страны для распространения даоского учения). Не случайно ему пригрезилась возвышавщаяся недалеко от Чанъани гора Чжуннань, излюбленная даосами, ведь Сюньян (совр. г. Цзюцзян в Цзянси, неподалеку от горы Лушань) был именно тем городом, где через несколько лет Ли Бо был заключен в тюрьму, облыжно обвиненный в участии в мятеже против императора. Быть может, зря он не поверил гадальщикам (Тан Цзюй: гадальщик-физиономист периода Чжаньго; Цзичжу: гадальщик ханьского периода Сыма Цзичжу), которые, как он писал в другом стихотворении, предупреждали — «не буди Дракона»?!

«Крылатым масть различная дана…»

Крылатым масть различная дана, Чтобы опора каждому была. А Чжоучжоу — есть ли в том вина, Что силы лишены ее крыла? Собратьев крылья ей бы в клюв свой взять, Чтобы воды из Хуанхэ испить. Но равнодушно летуны летят… Вздохну печально — ну, и как тут быть?

Стихотворение № 57 цикла «Дух старины», 760 г.

Ближе к осени Ли Бо вернулся в свой дом (уже не на горе Лушань, а в некотором отдалении от нее на юг, в Юйчжан, близ совр. г. Наньчан), где ждала его семья, и написал это грустное философское стихотворение о мифической птице Чжоучжоу, которая жаждет высоких полетов, но слишком тяжелая голова и куцый хвост мешают ей; она взывает к собратьям о помощи, но те равнодушно пролетают мимо (от осужденного Ли Бо отвернулись многие бывшие друзья).

На западе Цзяннани провожаю друга в Лофу

И пять вершин на бреге Гуй-реки, И пик Хэншань, что на Цзюи глядит, — От мест родных в Аньси так далеки… Куда скитальца может занести! Печаль одела в белое Пэнли, На отмелях осенний мрак и хлад. Мечтанья о бессмертии ушли, Мне не вдыхать Пурпурный Аромат. От царской службы я освобожден, Как Чао, как Бо И, нас скроет грот, Уходишь ты к Лофу на горный склон, Меня покой горы Эмэй влечет. Дорога между нами пусть длинна, Напомнит друга лунный блеск ночей. Ищи Безумца чуского меня В благоуханье яшмовых ветвей.

760 г.

Провожая в своем доме в Юйчжан на западе Цзяннани, друга, уезжающего на юг к горе Лофу на востоке пров. Гуандун у северного берега реки Дунцзян, Ли Бо красочно описывает его маршрут через реку Гуй (нижняя часть реки Лицзян), мимо пяти вершин вдоль ее берегов, мимо гор Хэншань на западе пров. Хунань и Цзюи на юге пров. Хунань, озеро Пэнли в Цзянси (другое старое название Пэнцзэ; сейчас наз. Поянху). Все это так далеко от Аньси — погранрайона Танской империи на территории совр. Синьцзяна, рядом с г. Суйе (Суяб) на территории совр. Киргизии, где Ли Бо родился, и от горы Эмэй в Шу, где он провел детство. Они оба покончили с мечтами о царевой службе, предпочтя вдыхать Пурпурные ароматы (эвфемизм, обозначающий отшельничество), как Чао-фу, легендарный «отец отшельников» времен древнего императора Яо, или как Бо И, человек времен Шан, в знак протеста против узурпатора У-вана уморивший себя голодом на горе Шоуян. Пора, пора стать Чуским безумцем, как в «Житии бессмертных» (Ле сянь чжуань) говорится о некоем жителе царства Чу, мечтавшем о бессмертии и часто бродившем по горам; в «Луньюй» (18, 1) упоминается именно этот «чуский безумец», который, встретив Конфуция, спел ему песню о падении нравов и губительном правлении, и обрести вечность яшмовыми ветвями мифического древа бессмертия, растущего на западном склоне священного хребта Куньлунь.

«Осенний плес, бескрайний, словно осень»

В «Словаре Ли Бо» есть даже специальная статья «Путешествие в Южное Вань» — поездка в 753–755 гг. очередной раз отвергнутого императорским двором поэта в свои любимые места (Цюпу — Осенний плес) на территории совр. уезда Гуйчи нынешней провинции Аньхуэй, где по осени реки и озера сливаются в бескрайние, как небеса, водные пространства. Он приезжал сюда всякий раз, когда судьба демонстрировала ему, что «дорога в Чанъань» (имперскую столицу) — для него закрыта.

А тут поэта ждала вершина Цзинтин и город Сюаньчэн, связанные со столь почитаемым им поэтом 5 века Се Тяо, Чистый ручей, гора Далоу, на склонах которой он искал сурик, чтобы выплавить Эликсир бессмертия…

Это был край, где Ли Бо отдыхал душой.

Песни Осеннего плеса

1
Осенний плес, бескрайний, словно осень, Пустынный, наводящий грусть на всех, Заезжий путник грусти не выносит, Влечет его по горным склонам вверх. Смотрю на запад — там дворцы Чанъани, Плывет у ног Великая Река. Поток, что вдаль стремится неустанно, Скажи, ты не забыл меня пока? Слезу мою, что упадет в поток, Снеси в Янчжоу другу на восток.
2
На Плесах обезьяны так тоскуют, Что Желтая вершина — в седине, И, как на Лун-горе, печальны струи, Прощаясь, душу надрывают мне. Хочу уехать… Не могу уехать! Не думал задержаться, а тяну… Когда ж настанет возвращенья веха? Слезинки бьют по утлому челну.