Ноктюрные интонации прелюда №15 приносили мне, видимо, не самые оригинальные образы и звуки веселого плача весенних сосулек. Несмотря на нервное напряжение, так случилось и теперь. Капельки дозвенели, и иголка воссоздала первые аккорды прелюда № 16.
Вот тогда, по-прежнему сидя с закрытыми глазами, я и ощутил запах ментоловых сигарет. Я готов был поклясться, что никаких посторонних звуков, кроме музыки, все это время в комнате не возникало: не открывалась дверь с лестницы, не скрипела половица перед входом в комнату, не чиркали спичками и не щелкали зажигалкой...
Я, не шевелясь, поднял веки. Над письменным столом причудливо переплетались две голубые струйки.
Так я установил связь ментолового запаха и музыки Шопена.
Ради чистоты эксперимента я еще дважды включал проигрыватель, ставя прелюдии, а затем — "Led Zeppelin". В первом случае пряди дыма повисли в том же месте, над столом, воплотившись — я не закрывал глаза — как будто из ничего. На "Led Zeppelin" реакции не последовало.
Написанное чуть раньше слово "эксперимент" тут кажется преждевременным. Период экспериментов был впереди. А тогда я решительно и навсегда простился с желанием срочно покинуть квартиру, махнув рукой на оплаченные и непрожитые полгода. Я думал уже не столько о необходимости противостояния страху, сколько о своем долге литератора, который столкнулся с неизвестным.
Когда в условленное время зазвонил телефон, я совершенно спокойно поговорил с Наташей и вышел купить две традиционные бутылочки красного вина.
Была, я уже говорил, пятница, поэтому Наташа не посматривала на часы и мы смогли заняться любовью второй, а потом и третий раз, запив наслаждение глотком коньяка, ибо вино уже кончилось.
Когда я вернулся с троллейбусной остановки, меня не встретили ни музыка, ни ментоловый запах, ни пепел в чертовых глазницах, и я даже посмеялся над версией, согласно которой гости гипнотизировали меня возле двери и таким образом умудрялись прошмыгнуть в подъезд.
Кровать хранила Наташины запахи. Все подталкивало к мысли, что непосредственно моей жизни никто не угрожает. Я подмигнул стоявшему на обычном месте Шиве и снял с полки том Акутагавы, тот самый, который листал тут в первый вечер. Сложенный вдвое листок ученической тетради с детским рисунком женского лица в окне лежал, как и раньше, между страницами "Жизни идиота". Я развернул его и задумчиво перечитал надпись: "ЭТО НЕ МОЖЕТ БОЛЬШЕ ПРОДОЛЖАТЬСЯ НЕ МОЖЕТ".
Одеяло еще хранило тепло наших тел. Чтобы поскорее уснуть, я хотел воспользоваться, как и вчера, услугами двойника, но потом избрал привычное, не раз проверенное средство: вызвал в памяти Наташу, повернул ее к себе теплой спинкой и крепко обнял.
Поутру я проснулся в накуренной комнате с чувством готовности к самому неожиданному. С этого и начался отсчет дней, которые я условно назвал периодом экспериментов.
Эксперименты — порой с довольно значительными перерывами — продолжались от сожжения визитки моего хозяина до первого сна, который еще не стал подлинным путешествием.
Однако не буду спешить, чтобы ничего не упустить, как не упускает даже мелочей человек, ведущий бортовой журнал отклонившегося от курса корабля.
Да, эксперименты начались после сожжения визитки с телефоном и адресом хозяина. Я воспринял это как глубоко символический акт, призванный подтвердить мою решимость,— когда-то в студенчестве с таким же мрачным наслаждением я развел в университетском сквере костерок из писем однокурсницы.
Полагая, что в основе моих действий лежал некий детально разработанный план, вы ошибаетесь. Я исходил из того, что в алогичных условиях любая система неизбежно даст сбой, а посему надо делать ставку на импровизацию. Короче говоря, я занял круговую оборону и, нащупывая у противника уязвимое место, устраивал вылазки сразу по всем направлениям.
О некоторых опытах я вспоминаю с саркастической улыбкой. Ну, например, о белых с зеленым пояском пачках сигарет "Piere Cardin", которые я — то нераспечатанными, то умышленно начатыми — оставлял, уходя из дому, где-нибудь на виду, как бы приглашая угоститься. Еще более наивным было натягивание в комнате и в коридорчике ниток. Впрочем, надо заметить, что и нитки, и сигареты всякий раз оставались нетронутыми, что никак не влияло на появление или отсутствие в квартире ментолового аромата. Пачка была не начата и тогда, когда я обнаружил свежий окурок.
Предыдущие строки могут повеять на вас легковесностью, но подобное впечатление будет бесконечно далеко от реальности. Достаточно сказать, что я начал курить. В этом был, правда, и чисто практический смысл, ибо, чтоб избавиться от наваждения с запахами, я курил исключительно ментоловые сигареты. Я вступил в игру, но не знал ни ее правил, ни ставок, хотя постоянно чувствовал, что ставки будут высоки.