Меня мучил вопрос: неужели весь вчерашний день мое существо ждало всего только сна? И, если ответить утвердительно, что значили его символы?..
Нить мыслей прервал телефонный звонок. Аппарат откликнулся любимым голосом. Наташа обещала приехать не позже, чем через полчаса. В выходные мы никогда не виделись. У меня не было причин отказываться, однако впервые за историю наших отношений я не встретил в душе прежней радости.
Получаса хватило, чтобы сходить за вином и отказаться от шитой белыми нитками басни о соседке с ключами.
Наташа приехала на такси. Я не собирался лгать и одновременно не хотел, вернее, просто не мог позволить себе рассказать ей о Шопене, ментоловом аромате и остальном. Водоворот событий затягивал меня по своей спирали все глубже, я уже принадлежал ему, но и он, этот водоворот, принадлежал мне, он тоже был моей собственностью, моей тайной, которой я не имел намерения, а возможно, и права ни с кем делиться.
Я был благодарен Наташе, что она ни о чем не спрашивала, и мог бы назвать свидание наших тел вихрем желания и блаженства, но это была бы половина правды. Где-то слева, возле сердца, я ощущал острый кристаллик, который должен был растаять, но упорно не терял студеной остроты граней.
Наташа надела шлафрок, и мы отправились на кухню; потом обедали и откупорили еще бутылочку красного, а там подкралась та неизбежная минута, когда шлафрок еще теснее обнял Наташино тело, подчеркивая все его линии, чтобы показаться ненужным и лишним...
А слева от сердца холодил кристаллик, и в нем было закодировано то, что раздваивало меня: одна моя ипостась оставалась с Наташей, а другая с лабораторным интересом наблюдала за нами с определенной дистанции, измеряемой не пространством, а временем. Я-первый любил Наташу, а я-второй смотрел на это, слегка, может быть, всего на несколько дней, опережая время, и чувства меня-второго не предвещали мне-первому будущего.
Разгадка раздвоения таилась где-то рядом, за ближайшим поворотом, и она открылась, когда моя правая рука вновь обнимала Наташино плечо, а левая лежала там, где она любила лежать, чувствуя упругую податливость Наташиных полушарий.
Сон! Ответ был сокрыт в сегодняшнем сне, в лодке с лилиями и спасенной птицей, в том, что свершилось на траве под яблоней, листва которой плавилась и истончалась в лучах высокого солнца...
Наташа удивленно раскрыла глаза, и мне пришлось сделать усилие, чтобы возвратиться с зеленого острова на кровать.
Тогда она впервые сказала, что может остаться у меня до утра. Известие застало меня врасплох, но я сразу же понял, что не желаю этого. Стараясь казаться естественным, я мягко упрекнул ее, что не предупредила заранее, поскольку сегодня я уезжаю и поездку невозможно отложить. Она отвернулась к стене.
Я-первый гладил ее по плечу и, как девочку, убеждал, что уже во вторник будет сторожить ее шаги на лестнице, а я-второй созерцал эту сцену с насмешливо-недоверчивой ухмылочкой.
На остановке Наташа спросила, когда у меня поезд. В 23.40, не задумываясь, соврал я.
Около полуночи зазвонил телефон. После секундного колебания, почему-то взглянув на себя в зеркало, я с трезвой отвагой взял трубку. Та помолчала и Наташиным голосом пожелала счастливого путешествия.
Той ночью я отчеркнул прошлое от будущего. Недели и месяцы, эпиграфом для которых было Наташино имя, отныне принадлежали времени, и его могла связать с моим только вспышка короткого воспоминания, ненадолго оставляющая после себя приятный дымок.
Несколько дней спустя я нашел в почтовом ящике Наташин комплект ключей и напугал ими сонных лягушек в парковом пруду, который уже взялись стеклить ноябрьские заморозки. Но это еще не был постскриптум к нашей истории. В стенном шкафу висел зеленый, с цветами шиповника шлафрок, и однажды я аккуратно уложил его в полиэтиленовый пакет и "забыл" на прилавке того самого комиссионного магазина, куда когда-то собирался сдать проигрыватель.
Мой поступок был продиктован не минутным настроением, а весьма важными причинами, о чем пойдет речь несколько позже.
С момента, когда я поставил точку в предыдущем предложении, миновало, по некоторым признакам, не менее четырех дней. Часы ведут себя все более странно, а идти к киоску, чтобы купить газету и узнать, какой сегодня день, мне совсем неохота. Таких длительных путешествий у нас прежде не случалось. Не исключено, что мне нужно спешить и, не очень заботясь о стиле и последовательности, сосредоточиться на главном.
Главное — путешествия.
Путешествия с нею, ставшие смыслом и содержанием моего бытия.