А вчера утром я оказался дома с новыми часами. На них нет ни единой цифры: три стрелки двигаются непосредственно над внутренностями механизма. А тот беззастенчиво анатомирует материю времени, заставляя владельца определять часы и минуты преимущественно интуитивно. Я не стал бы держать пари, что у каждой из трех стрелок скорость всегда одинакова. Пожалуй, я больше уверен в обратном.
Такой подарок Она сделала мне в турецких кварталах Западного Берлина, куда вечером туристам рекомендуется не забредать. Мы рискнули, и ничего чрезвычайного с нами не приключилось, хотя я и счел необходимым остановить такси и оторваться от компании молодых турок, дружно вышедших вслед за нами из пиццерии, тем более, что Она была с серебристой "марсианской" прической. Особенно мне не понравился тот высокий, со шрамом на левой щеке, ибо каждый его взгляд как будто срывал с Нее одежду. В машине я вздохнул с облегчением, а Она, кажется, с не меньшим облегчением затянулась сигаретой.
Если не ошибаюсь, я писал о новых часах. Допускаю, что более уместным тут будет определение "компас", и с абсолютной точностью могу утверждать, что мне нравится наблюдать за цветными живыми шестеренками — тремя синими, двумя красными и несколькими золотистыми — наблюдать и догадываться, который сейчас час и по какому времени.
Сегодня на улице, у почтамта, я встретил бывшего однокурсника, и, по сравнению с тем рослым турком, он показался мне созданием значительно менее реальным.
Телефон в квартире звонит редко (как правило, ошибаются номером), но если обо мне вдруг вспоминают в какой-либо редакции, я удивляюсь больше, чем если бы позвонили из той пивнушки, где футбольный фанат разрядил обойму в телеэкран над стойкой.
На днях я снова нашел листок с детским рисунком и корявыми буквами, и мне стало жаль их автора. Потом подумалось, что у него тоже была возможность путешествовать с Нею, и пришло неизвестное ранее чувство, которое не могло быть ничем иным, кроме ревности. Разум говорил, что нельзя ревновать к прошлому, к тому, что происходило до "нашей эры", но я солгу, сказав, будто не мучился мыслями о том, что хозяин моей квартиры был в этой истории не первым и это не его рука оставила листок с рисунком. Наверное, их было много — тех, кто сдавал и снимал тихую однокомнатную квартирку и странствовал с Нею...
Как видите, ядовитые семена ревности давали всходы...
Она должна быть только моей.
Я не намерен оставлять таких расписок в беспомощности, как мой предшественник, и прятать их между страницами "Жизни идиота".
Не будь я литератором, я бы с превеликим удовольствием освободил себя от написания текста, который вы читаете. Но слово — моя профессия, и у меня твердое намерение до конца сохранить ей верность.
Будет нечестно умолчать еще об одном, достаточно, на первый взгляд, странном происшествии. Сегодня, после той случайной встречи вблизи почтамта, мне вздумалось прокатиться на лифте. Желание шагнуть в кабину, нажать на кнопку и услышать, как за спиной с многозначительным гудением сходятся половинки двери, овладело мною настолько, что через пять минут я уже входил в подъезд ближайшего дома, который должен был иметь лифт.
Лифт оказался старомодным, его дверь закрывалась окрашенной в зеленый цвет обычной металлической ручкой. С детским нетерпением я вдавил в панель стертый кубик с номером самого высокого этажа, и старая, испещренная неприличными надписями кабина, постукивая на стыках, поползла вверх.
Может быть, вас тоже когда-либо посещало жуткое чувство, что поведение лифта, во власти которого вы оказались, выходит за рамки инструкций и он подозрительно живо набирает скорость, угрожая не только не выпустить вас на нужной площадке, но и вообще подняться выше последнего этажа. Похожее ощущение порой возникает и в вагоне метро, особенно если накануне прочитаешь какую-нибудь повесть о поезде, не вышедшем из горного тоннеля. Но в метро вокруг люди, и предчувствие вероятности прорыва этой реальности не очень отчетливо.
В замкнутой капсуле лифта, обычно наедине с собой, ощущение такой возможности у меня обязательно обострялось и нередко создавало в груди зону жгучего вакуума Когда-то из всего этого вырос мой рассказ о человеке, ведшем с лифтом опасные игры, пока кабина не подняла его к квартире, за дверью которой героя ждал его двойник.