— Так сходим.
Морис остановился в нерешительности. Он никогда не торопился действовать, если только это не касалось его удовольствий. Наконец он встал.
— Ты пойдешь со мной?
— Конечно.
— Тогда запри собаку. Она меня раздражает.
Булли спал под столом. Сесиль тихо прикрыла дверь. Они обошли домик.
— Войти невозможно, — констатировал Морис. — Придется взломать ставни.
Он достал из багажника «бьюика» ломик, выбрал ставню похуже и надавил на нее. Дерево с сухим треском надломилось. Морис сорвал доску и распахнул ставни. Затем протер пальцем оконное стекло и тотчас отступил.
— Не подходи, — пробормотал он.
Зрелище смерти не пугало Сесиль. Она прижалась лбом к стеклу и увидела повешенного. Разбив окно, Морис прыгнул внутрь.
— Не стой тут! Ты мне все равно не сможешь помочь, — сказал он.
— На столе записка, — дрожащим голосом сказала Сесиль.
Морис взял ее и дрожащим голосом прочитал:
«Я приговорен. Я знаю это с позавчерашнего дня. Рак крови. Несколько месяцев страданий и мучений для окружающих. Я решил покончить с этим сейчас же. 19 сентября. Три утра. Жюльен Меденак».
Сесиль смотрела на висящее тело, на перевернутый стул, скрюченные руки с желтыми пальцами.
— Мне от души жаль его, — прошептала она.
— Бедняга Жюльен! — сказал Морис. — Теперь понятно, почему он уволил прислугу и так настаивал на нашем скорейшем приезде. Он хотел умереть дома. А я ни о чем не догадывался… Считал, что он где-то в Италии или Испании.
Он положил на прежнее место записку, отпер дверь и потянул за собой Сесиль.
— Надо съездить в поселок и предупредить полицию. И дать телеграмму Фрэнсису де Форланж… Он наследует все состояние… Кажется, он сейчас в Ницце. Остальных Форланжей нет во Франции, да к тому же они в ссоре с Жюльеном… Я жалею, что привез тебя сюда. Но я ведь не знал…
Они вернулись к замку. Она села в машину, а Морис забежал в дом и присоединился к ней.
— Записная книжка с адресами была в столе, — сказал он. — Действительно: Ницца, бульвар Виктора Гюго, дом 24-бис. Жюльен однажды рассказывал мне про это место. Он симпатизировал Фрэнсису. Забавная личность! Богема, лошадник, живет в гостиницах… Я давно его не видел.
Он завел машину. Запертая на кухне собака завыла.
— Она думает, что мы решили ее бросить, — сказала Сесиль.
— Ты что, намерена оставить ее себе?
— Конечно. Твой дядя одобрил бы это.
— Да… Но лучше об этом мы поговорим после.
Они помолчали. Но по тому, как Морис захлопнул дверцу машины перед жандармерией, Сесиль поняла, что он не намерен уступить. Она же твердо решила стоять на своем. На почте Морис отправил телеграмму. Затем они прошли к нотариусу. Навязчивая мысль не оставляла Сесиль: значит, пес все знал. Но даже если он и видел, как его хозяин берет в сарае веревку, мог ли он знать, для чего она ему… Нет, Булли видел нечто другое. Может, был свидетелем какой-то сцены… А что если дядя покончил с собой и кто-то перенес его тело в домик? Но почему его там спрятали? Может быть его там убили? И Булли знает, кто убийца? Нет, быть того не может. В ночь, когда дядя повесился, собака была заперта в своем сарайчике.
Следствие быстро опровергло догадки Сесиль. Письмо было написано рукой дяди. Вместе с другими бумагами его отдали на экспертизу. Вскрытие подтвердило, что бедняга действительно болел раком крови, и болезнь зашла далеко. Стало быть, факт самоубийства подтвердился.
В замок в сопровождении клерка приехал нотариус. Они хотели сверить все имущество с инвентарной книгой, и Морис попросил Сесиль сопровождать их.
— Какая мерзость! — сказала она. — Дядя Жюльен не был вором.
— Таков закон, — сухо ответил мэтр Пеке. — Жюльен Меденак лишь пользовался чужим имуществом. Мой предшественник мэтр Фаже, возможно, принял бы иное решение. Но я тут недавно. И должен следовать правилам. Иначе пойдут слухи.
Так началась их долгая прогулка из комнаты в комнату.
— Горка в стиле «Реннессанс»… Есть… Два кресла в стиле Людовика XVI… Есть…
Когда днем Морис собрался съездить в поселок, к дому подъехала большая серая машина.
— Фрэнсис! — крикнул Морис.
Из машины вылез очень элегантный моложавый мужчина лет пятидесяти и направился к Морису с протянутой рукой.
— Спасибо за телеграмму… Бедняга Жюльен… Я очень огорчен…
— Иди-ка сюда… Мэтр Пеке и его клерк.
Фрэнсис поклонился. У него было красивое лицо с острым профилем, очень светлые глаза и красивые руки.
— Он здесь?
— Нет. Отвезли в поселок. Он покончил с собой.