— Дела идут на поправку, — сообщил он, показывая свои пальцы. — Я уже могу пользоваться четырьмя. Плавать, к сожалению, пока нельзя, но уже можно приступить к тренировкам — а то я скучаю без привычных нагрузок.
Обед прошел быстро — все настроились на праздничный ужин, и дамы думали в основном о своих туалетах. Было решено, что все соберутся в гостиной через час слушать музыку. Затем последует небольшой перерыв — и ужин.
У Женевьевы оставалось свободное время. Она решила проведать Доменика, обменяться с ним своими впечатлениями и наблюдениями. Она застала садовника в розарии: он выбирал самые красивые розы и срезал их. Рядом лежали уже срезанные тюльпаны, хризантемы и две орхидеи.
— Граф попросил составить букеты на вечер, чтобы подарить жениху и невесте, — объяснил он.
Некоторое время Женевьева наблюдала за его работой, а затем попросила:
— Знаешь, давай сделаем еще один букет — пусть не такой роскошный.
— Кому — тебе? — улыбнулся Доменик. — Ты заслужила — я ведь понимаю, что ты немало постаралась, чтобы они соединились.
— Нет, не мне, — покачала головой Женевьева. — Элеоноре.
— Кому-кому?! — изумился садовник. — Да она... дохлую крысу я бы ей преподнес — вот что!
— И все же мне хотелось бы собрать ей букет, — продолжала настаивать Женевьева. — Ведь она сегодня сама предложила играть для всех. А ей для этого, думаю, пришлось переломить себя — ведь помолвка Лоуренса и Шарлотты — это сильный удар по ее самолюбию, окончательное крушение ее планов. Не только Жоржетта оказалась удачливее ее, но и Шарлотта, которую она вообще не брала в расчет! И никто не скажет ей сегодня ни одного слова утешения, не поднесет даже цветочка. Дай я сама соберу букет, если ты не хочешь.
— Ну что ж, собирай, если ты такая жалостливая, — пожал плечами Доменик. — Можешь выбирать вот с этой грядки. На, возьми ножницы и рукавицы — не хватало еще, чтобы ты исколола себе пальцы, стараясь для этой... графини.
Женевьева надела рукавицы и, стараясь делать все так же, как Доменик, срезала полтора десятка алых роз. Затем она украсила их листьями папоротника, завернула в фольгу и перевязала ленточкой. Букет получился очень красивый. Доменик с усмешкой наблюдал за ее работой.
— Ну что ж, у тебя получился вполне приличный букет, — заключил он. — Другой букет тебе не нужен? — спросил он затем с непонятным выражением.
— Нет, наверно, не нужен, — ответила Женевьева, не заметив подвоха. Смысл этого вопроса она поняла позже, уже вечером. Пока же она поспешила в комнату — переодеваться. Обычно она не красилась, но сегодня решила сделать исключение. Кроме того, надо было подобрать бусы и серьги. Выбор у нее был невелик, и, тем не менее, она провела у зеркала не меньше получаса.
Однако остальным дамам потребовалось, как видно, еще больше времени — когда Женевьева появилась в гостиной, там были одни мужчины. Постепенно собрались и женщины. Какие они все были нарядные — их едва можно было узнать! Камилла вышла в роскошном вечернем платье — правда, закрытом. Однако и ее платье померкло перед нарядом Элеоноры. Казалось, графиня шагнула в гостиную прямо со светского приема в Каннах или Ницце.
Она села за рояль и сказала, полуобернувшись к слушателям:
— Я сначала поиграю, что мне придет в голову, а потом заказывайте вы.
Женевьева уже знала вкусы графини и ожидала услышать резкую, тяжелую для восприятия современную музыку. Однако в этот вечер Элеонора играла, подстраиваясь под слушателей. Им почти не пришлось делать заявок — исполнительница сама угадывала их желания. Она сыграла даже Шопена, которого, как знала Женевьева, она терпеть не могла. В гостиной замка не были приняты аплодисменты, но напряженная тишина после каждого произведения говорила о том, как музыка действует на слушателей. На Женевьеву, во всяком случае, она действовала. Ей было так хорошо...
Наконец, отвернувшись от рояля, Элеонора пожаловалась:
— Пальцы устали... Может, на сегодня достаточно?
Ответом ей стали дружные аплодисменты. Вернон, подойдя, поцеловал ей руку, поспешили высказать благодарность и остальные. Подождав, пока другие отойдут, Женевьева шагнула вперед и протянула графине свой букет:
— Спасибо вам, — сказала она. — Это было так здорово...