— Мало! Ох, ты и злишь меня, Жека, непрерывно… Да нам хоть месяц тогда дай — и что? Я ведь, где блока не хватало, где конек сбит на тех оврских буерах, все поснимал с оставшихся. А начальник: давай готовь! Четыре. А где я ему возьму четыре? Хорошо, один недостроенный стоял.
— Это который Шульц с венграми мастерил?
— Бог его знает. Скорее ребята с судостроительного. Обтекаемая кабина, коньки какие-то чудные…
— А знаешь, где теперь Шульц? — сказал мальчик. Неожиданно для себя сказал и понял, что не испытывает сейчас неприязни к немцу. Наоборот, как будто хотел потрафить Воркуну своим сообщением, как будто бы Шульц и сейчас помогал. — Он в Свердловске…
— При чем тут Свердловск? — не понял Воркун. — Я тебе о чем? Мне ванты нужны, блоки! Парусов там, конечно, еще не было, на недостроенном, но ванты — блеск, я их тут же на тот буер, на котором до войны гонялся, поставил. Прежде его берег, а теперь все на него поставил. Мне сам начальник помогал! Поуродовались мы с ним. И с теми комендорами. Но нам сказали: к пятнадцатому ноября — и мы, пожалуйста, в полной готовности!
— А как везли? — спросил мальчик, жалея, что его сообщение о Шульце не произвело впечатления. — По железной дороге везли?
— По железной! Да там в ту пору все паровозы стояли… Оголодал народ, топлива нет… Да и была бы железка — и что? Не под парусом же до вокзала… Ждем «ЗИСов», а их нет и нет. Мне начальник говорит: сходи домой. А как я уйду? Чтоб опять без меня на лед? Чтоб как на тех оврских — одни мастера спорта?.. Но ты его знаешь, начальника, иди, и все, надо дом проведать. Ну, я пришел, а сеструха лежит на кровати… Да я уж тебе рассказывал.
На главной улице светили фонари и густо шел народ по тротуару — наверное, кончился сеанс в кино. Двое летчиков подхватили под руку девицу в платочке, она что-то им говорила и смеялась, и летчики тоже смеялись.
Немного не доходя до дома, где жил мальчик, рядком стояли осокори, старые, дуплистые, и, увидев издали их темные наклонные стволы, мальчик быстро сказал:
— Пошли обратно, я тебя до казармы провожу. — И взял Воркуна за плечо, как бы поворачивая силой. Ему еще виделись мысленно летчики, а девицу он сравнивал с Юлией и сердился на нее. А потом подумал, что, может, эти летчики станут летать на самолетах, где у моторов подшипники, которые он шабрил, и может, им завтра вылетать на фронт.
На главной улице все так же покойно, призрачно светили фонари. Воркун остановился у щита с газетой, смотрел сквозь стекло, хотя свет сюда доходил слабо и в газете ничего нельзя было разобрать, только темные прямоугольники фотографий. Так, не оборачиваясь, и сказал:
— Ну вот, пришел я в клуб, а они уже грузят буера — начальник и краснофлотцы… Мачты поснимали, а ванты болтаются, спешили, наверное, раз грузовики пришли… Я стал крепить, чтоб не перепутались, а руки зудят, не слушаются — науродовался, пока могилу рыл… Лом нашел, а лопаты не было, так я руками, руками…
— Пошли, а? — сказал мальчик и тронул Воркуна за плечо. — Лучше пошли. — И прибавил, стараясь, чтобы голос звучал заинтересованно, почти с просьбой, чтобы Воркун не стоял вот так, спиной: — Ну а на Ладоге-то вы первые оказались, на буерах? Еще никого не было?
— На Ладоге! — зло усмехнулся Воркун. — Ох, ты, Жека, силен. Туда еще сколько переть из города! А дороги замело — вот уж где я лопатой намахался! И начальник, и краснофлотцы, и кто был на буера в экипажи назначен. На станцию Борисова Грива добрались — озеро уже недалеко, а там машин, может, сто собралось. Автобат. Специально на ту сторону идти, когда трасса будет готова. И такое все старое грузовичье… Понасобирали второпях, где могли, а они позастревали… Ни пройти, ни проехать!
— А лед-то их держал, машины? Уже толстый был?
— Вот то-то и оно, что тонюсенький, ходуном ходил, даже когда пешком идешь. Вот потому и решили сначала на лошадях продовольствие везти, санным обозом. С той стороны он должен был выйти, из деревни Кобола… Ну а мы буера собрали — и хоп паруса! Им-то что — тонкий лед, буерам, я, знаешь, по какому тонкому перед войной в Финском заливе ходил! А тут ветер крепенький, снег — так, местами поземка наметает. Походили у берега для разминки, покрасовались, пулеметы на площадки поставили, и начальник побежал адмиралу докладывать…
— Там и адмирал был?
— Нет, старшина второй статьи, — ухмыльнулся Воркун. — Да ты пойми: это ж грандиозная операция — дорога через Ладогу, фронтового значения! Генерал грузовиками командовал. И блокада, пойми. А мы, значит, все ее прорывали. Ниточкой по льду, а прорывали. Вопреки немецкому окружению города… Начальник наш такой счастливый прибежал! По местам, говорит, и сам на мой, на тяжелый буер устраивается, на компас смотрит, удобно ли ему будет курс выдерживать…