Итак, картина прояснялась. Сорокалетняя Нина Покровская, незамужняя и бездетная, не имевшая в жизни ничего, кроме работы, была изгнана из поликлиники с позором, скандалом и, практически, волчьим билетом. Могла она броситься под машину? Запросто.
Что же касается той машины, что, якобы, ехала за ней по встречной полосе, то, скорее всего, ни за кем она не следила, а была здесь совсем ни при чем. Но он рассказал об этой машине службе охраны банка — в благодарность за оказанную помощь: «Смотрите, не следят ли? Будьте осторожнее». Они кивнули.
Следователь исполнил также и долг дружбы — позвонил своему однокурснику Михайлову, который почему-то интересовался этим делом. Тот выслушал информацию довольно равнодушно — он, вообще, был в последнее время какой-то квелый. Правда, после такого удара по голове, наверное, будешь квелым. Это, можно сказать, не худший вариант. Куда хуже, если ты станешь все время улыбаться…
Михайлов, действительно, ходил задумчивым и раздраженным. После выхода на работу сразу навалилось много дел. В корчаковском магазине произошла драка: бывшая продавщица Верка избила нового хозяина — шурина майора Довганя. Она кричала, что он обещал оставить ее на работе, но обещания не сдержал. «Да что я, дурак, что ли? — бормотал шурин, морщась и прикладывая снег к расцарапанной щеке. — Она же известная на всю Сибирь воровка! Я не самоубийца!»
Спустя сутки магазин загорелся.
Разумеется, на этот раз Марадзе обзавелся просто-таки железным алиби: улетел в Кемерово к брату. Стали таскать Верку, но вся деревня встала на ее защиту. Шурина майора Довганя на этот раз осудили все без исключения: односельчане видели, как он за ней ухаживал, пока менялась судьба магазина. Голос корчаковских женщин в таких ситуациях был решающим. Деревня сошлась на том, что верить нельзя ни грузинам, ни хохлам, ни другим каким-нибудь национальностям. Самые надежные — русские и хакасы.
Мишаня сам сходил к дому Штейнера. Работы здесь внезапно прекратились. Весь сад был разрыт, мусор увезен, только лодочные двигатели и садовый инвентарь остались лежать у забора. Была там и медицинская каталка. Он перепрыгнул через забор, прошел туда, где раньше был сарай, остановился у каталки, потрогал ее, попробовал прокатить по саду. Потом подошел к калитке, ведущей на берег, открыл ее.
Река уже замерзла, и белое волнистое поле расстилалось перед ним. Его чистое полотно резко перечеркивали линии железной дороги. Рельсы немного дымились. На белой насыпи с той стороны выделялся разный мусор, выброшенный из вагонов. «Тоска…» — сказал Мишаня вслух.
Сегодня он разговаривал с Терещенко. Разговор опять не вышел: их отношения сильно испортились с той последней встречи. Правда, Терещенко рассказал ему немало интересного.
Например, то, что позвонил по телефону, оставленному Долгушиной неизвестным человеком. Он сказал в трубку то же, что и сама Долгушина три месяца назад: что он из Корчаковки, что снова приезжали люди, которые интересуются Антиповым. Милая девушка на том конце провода ответила ему: «Вы ошиблись. Это офис». Голос у нее был любезный и классически секретарский. Спустя полчаса Терещенко перезвонил (надеялся, что его информацию передадут кому следует), но ему снова ответили, что он ошибся.
— Может, Долгушина врала? — спросил Терещенко у Мишани.
— Может… — равнодушно согласился тот. — Но, скорее всего, те люди понимают, что по этому номеру не должен звонить мужчина. Ведь сам Долгушин умер.
— А сын?
Мишаня пожал плечами.
— Ты проверил, как давно им принадлежит этот номер?
— Шесть лет…
Поиски Антипова продолжались. Однако с девяносто третьего года, когда его видели последний раз, произошло столько разных событий, что казалось, будто они ищут в разных странах и даже в разных исторических эпохах.
— Нелегкое дело! — вздыхал Терещенко. — А ты, кстати, обратил внимание, что на доверенности стоит подпись начальника омской колонии?
— Липовая подпись, — поправил Мишаня.
— Все равно. Главное, что омской! Откуда наша знакомая родом, а? То-то! Кстати, она, оказывается, сирота. Отец у нее погиб, когда она маленькой была, а мать умерла в восемьдесят шестом. Остался отчим, который ее фактически обобрал. Поэтому-то она и скиталась по стране, не зная, куда приткнуться…